Дмитрий Песков, внук Василия Пескова: Он был для меня любимый дед, с которым мы ходили в лес…

14 марта — 90 лет со дня рождения великого писателя и легендарного журналиста «Комсомольской правды»

— Дмитрий, просто сказать, что мне, нам в «Комсомолке» не хватает «деда Василия», как Василий Михайлович иногда себя называл, — значит, ничего не сказать..

— Александр, а мне каково? Я «Комсомолку» понимаю…

— Благодаря Василию Михайловичу Пескову, я пришел и в журналистику, и в «Комсомольскую правду». Потому что меня — ещё юнкора городской и многотиражной газет — воспитывали люди, например, Василий Моргунов, которые были с ним знакомы, с тех пор, как он приезжал в в 60-е годы в Оренбуржье.

— Интересно…

— И потом, уже в Москве, сначала я на Пескова поглядывал издалека, потому что работал в «Советской России». Это было в одном здании с «Комсомолкой» на улице «Правды»…

— Я там бывал несколько раз.

— Когда я появился в «Комсомолке» — а это было более четверти века назад — «сразил» Василия Михайловича тем, что стал на память называть все его книги, которые к тому времени вышли — штук 20! Он, похоже, даже сам не все помнил. «Шаги по росе», «Путешествие с молодым месяцем», «Край света», «Белые сны», «Война и люди» и так далее…

— Вот это память!

— И как-то так мы с Василием Михайловичем подружились. И мне даже очень многие завидовали и сейчас завидуют, что вот я был с ним так хорошо знаком. Скажите, а вы когда поняли, что ваш дед — тот самый Василий Песков? В каком возрасте?

— Ну, что — «тот самый», — наверное, уже в каком-то сильно осознанном. До этого он был для меня дед, любимый дед, с которым мы ходили в лес. И я от него все узнавал. А так в школе, наверное, я понял, что у меня необычный дед.

— А вот что от него узнавал? Я с ним в лес много раз просился, но он меня ни разу не взял. Видимо, потому, что у него — внук…

— Да он для меня был — «ходячая Большая Советская энциклопедия». Что ни спроси, что ребенку интересно, — он все рассказывал — абсолютно о чем хочешь! О природе, о других странах.

— Что дед для внука открыл? Муравьев, березу, дятла…

— Ну, это само собой.

— Вспомните какой-то эпизод.

— Мне все было интересно.

Я притаскивал домой икру колорадского жука на листке. И ждал, пока личинка дорастет до «настоящего насекомого». Мама ругалась, а дед говорил: не трогай, пусть занимается.

— И вырастил жука?

— Да, конечно.

И головастиков я ловил, приносил домой, чтобы у меня лягушонок потом появился. Это все дед привил.

— То есть вы, благодаря дедушке… А еще каких животных держали?

— Ну, рыбки, — это все у меня было. И — кот. Я до сих пор трогательно к животным отношусь.

— А кота как звали?

— Да у меня их много было. Живут не так долго, как мы, поэтому они менялись. Последний был Шурик.

— Мне еще такой эпизод запомнился. Был какой-то юбилей Василия Михайловича. А в «Комсомолке» ему хотели что-то подарить. А он говорит: не надо мне ничего, не тратьтесь, пожалуйста. Песков и от телевизора отказался, не любил телевизор. Он говорит: если вы уж так прямо хотите, если у вас деньги лишние, купите мне путевку на двоих с внуком, мы будем путешествовать по Волге. Было такое?

— Да, это тоже он привил. Мы старались каждый год с ним сплавать на теплоходе. Потому что очень красивые места. Если вы не пробовали, то попробуйте.

— Пробовал.

— Классно же?

— Да! Я с детьми путешествовал.

— Кстати, телевизор в итоге ему подарили. Он до сих пор в его квартире так не распакованный и стоит.

— Все-таки уговорили его принять этот подарок. У нас с Василием Михайловичем была одна тайна, о которой при его жизни я никому не рассказывал. Песков здесь, в «Комсомолке», познакомился с Владимиром Путиным, когда он к нам приезжал. И потом уже — а я вхожу в кремлевский пул, — Гамов стал «почтальоном Василия Пескова».

— Да? Как это?

— Василий Михайлович меня встречает, и говорит: «Саш, иди-ка сюда». И тихонько передавал мне какую-то записочку: «Для президента».

— Да? А я это не знал.

— Никто не знал. Либо я сам составлял письмо для Путина. Каких-то егерей надо было наградить за то, что они медвежат спасли. Ещё были моменты…

— И Путин деду отвечал?

— Конечно. В смысле, — не всегда лично. Но — письма, куда надо, передавал. И те же егеря получали награды… А вам вообще его хватало, деда? Потому что он же все время — в разъездах, я его постоянно видел с командировочным удостоверением в руке у нас в редакции.

— Ну, хотелось, конечно, большего. Ну, хватало. С дедом я очень много чего посмотрел. Он меня много таскал с собой.

— Дед какое вам наследство оставил? Я вот до сих пор жалею, Василий Михайлович мне хотел какой-то значок подарить, который был в космосе, но я сказал: нет, это слишком дорогой подарок.

— Я его, этот значок, сейчас как раз ищу. Он мне тоже о нем говорил. Я его пока найти не могу.

— Как найдете, имейте в виду, что это мой!

— Понял.

— Я сказал: Василий Михайлович, да не надо, что вы, это такой дорогой подарок.

— Дед всегда был бессребреником. И в конце жизни старался каждого, с кем ему было приятно общаться, чем-то одарить.

А для меня основное, наверное, — архивы деда. Реально бывает, откроешь запыленный пакет, думаешь: что здесь? Почерк у него был иногда очень ужасный.

— Я знаю его почерк.

— Смотришь на просвет, а там — Гагарин! Это просто разбирать — одно наслаждение. История.

— Вы имеете в виду фотографии?

— Негативы. О которых он уже, может быть, сам забыл. А я это все сейчас открываю, смотрю. Это здорово.

— А самое неожиданное из наследства деда?

— Самое приятное, я помню, — было при его жизни. У него был термос металлический — весь битый, царапанный. Дед с ним по всему свету ездил.

И вот он однажды — это уже после инсульта — говорит: чего тебе подарить на день рождения? Подари, говорю, мне свой термос. И дед сразу заулыбался. Принес термос мне. Говорю: спасибо большое. Так что — теперь я термос деда беру с собой во всякие путешествия.

— Интересно. Термос напоминает о дедушке?

— Конечно. Я его помню еще маленьким, — с еловыми ветками чай пили в лесу. И все это до сих пор живо. И напоминает о деде.

— А с Героями Василия Михайловича общаетесь?

— Как-то не складывается. К Агафье лететь дорого. Когда ещё с дедом ходили на пароходе по Волге, встречались с сыном знаменитого летчика Девятаева.

— Я с сыном Девятаева делал интервью для «Комсомолки». Вы 90-летие Василия Пескова будете на его родине встречать?

— Конечно.

— Как это будет? Вы придете к тому самому камню, под которым — прах нашего Василия Михайловича…

— Дед, когда — уже после инсульта, — все это с камнем задумал, мне как-то говорит: я не люблю кладбища. Вот — пусть будет камень на опушке. Там, дескать, как получится, раз в годик приезжайте к моему камню. Постойте, говорит, рядышком. Я, в принципе, так и делаю. Приезжаю. Стоишь… И о чем-то думаешь.

— А о чем?

— Сложно передать… Это же очень красивая опушка. И там — тихо так, хорошо. И как-то все суетные и дурные мысли ветром из головы выдувает.

— Василия Михайловича нет. А его вспоминают не только «Комсомолка» и не только наши читатели, а и очень многие люди, которые знали Пескова ещё по телевизионным программам, по книгам…

— Для меня это приятно. Все, что дед писал, было просто супер!

— Что, на ваш взгляд, сейчас Песков дает нам всем, особенно — в наше такое тяжелое время?

— Доброту, любовь к жизни. Мне что нравится в Воронежском заповеднике, на родине деда, — это то, что туда приезжает очень много детей. Из школы, где он учился. И они поют, танцуют, читают стихи.

Это очень здорово. И для них это не какая-то каторга, что привезли, надо отсидеть. Нет, им это интересно и здорово.

— Дима, что бы вы хотели сказать, обращаясь к поклонникам таланта вашего дедушки? Вы его ближе всего знаете, какие бы слова он сказал бы сейчас? У нас жизнь своя, и — коронавирус, и нефть с рублем падают…

— Я думаю, что лучше, чем он оставил надпись на своем камне, не скажешь: «Главная ценность жизни — это сама жизнь». Вроде как банально, но это так.

— Это должно нас греть…

— Мы должны это ценить и понимать, что все — наносное. Вот — сама жизнь. И надо радоваться дню, вечеру, хорошей погоде. Тому, что завтра снег пойдет. Это все здорово. Это жизнь.

— Как хорошо, что у нас был Василий Песков и что он остается с нами. Я думаю, что это — на многие годы.

— Пока книги деда читают, я думаю, что он будет с нами.

Александр Гамов