В обычные дни по несколько раз проходя мимо этого памятника в редакции «Комсомольской правды», поневоле бросаешь взгляд на него. А в праздничные дни бронзовое пламя обелиска ярко освещается, и уже невозможно не остановиться: имена наших героев, погибших в годы Великой Отечественной, будто бы вспыхивают и шлют нам привет из того далекого времени, когда они были такими, как мы сейчас.

Имя Бориса Прокопьевича Иваницкого среди этих имен…

Дядя Женя Халдей – тот самый, фронтовой корреспондент ТАССа, автор снимка «Знамя Победы над Рейхстагом», любил неожиданно, без звонка заглянуть ко мне в комнату накануне Дня Победы. Обязательно приносил бутылку прозрачненькой и на закуску что-нибудь нехитрое, но очень уместное. А потом начиналось то, ради чего он приходил: воспоминания, безо всяких вопросов с моей стороны. Ему надо было с кем-то делиться тем, что его наполняло, а меня он знал чуть ли не с моего дня рождения.
Иногда, уже дома, я что-то записывал в свою книжку памяти и время от времени возвращался к тем записям, вспоминая и самого Халдея, и то, что он рассказывал. Одна из таких записей словно бы выстрелила с пожелтевшей страницы: Халдей был последним, кто видел нашего фотокора живым.

Военные корреспонденты Тарас Карельштейн и Борис Иваницкий (справа). Фото: Архив «КП»

«Да вы хоть что-то о нем знаете?» — спросил Халдей.
Я смущенно молчал: прочти ничего, кроме имени на обелиске…

…Стояли жаркие первые июльские дни 1943-го, Халдей на попутках добирался в расположение авиаполка под Новороссийском. А там, уже на месте, буквально столкнулся с Борисом Иваницким. Иваницкий, приписанный к авиаполку, — капитан, в форме летчика, Халдей – старлей в морской форме, поскольку прописан к флоту. Конечно, знали друг друга давно и встрече жутко обрадовались. Иваницкий был уж в солидном возрасте, гораздо старше Халдея, в «Комсомолке» — с 1931 года, но держался как равный товарищ. Да и не было принято у них, в этом фронтовом братстве, держаться как-то особенно: все делали одно общее дело. Конечно, раздобыли чего надо немного – как же такую встречу не сдобрить… Иваницкий, человек обычно сдержанный и немногословный, был в тот день возбужден: в нагрудном кармане его гимнастерки лежало предписание выехать в Москву в редакцию, и, вообще-то, он в дороге уже должен бы быть. А возбужден потому, что полк, к которому он был приписан, получил срочное задание бомбить немецкую базу на побережье. И Иваницкий уже получил разрешение командира полка лететь на одном из самолетов. Сказал Халдею: «Представляешь, сейчас слетаю за задание – и в Москву, со свежими снимками!»

Халдей рассказал, что и трое вернувшихся наших самолета крепко подбили – один садился на брюхо… Пилоты и рассказали, как самолет с нашим товарищем упал в море…

«Понимаешь, что случилось тогда?» — спросил Халдей. Мне казалось, что я понимал. Иваницкий погиб в бою, до последней минуты снимая, наверное…
«Он ведь мог остаться живым… Ведь никакого приказа лететь на это задание у него не было… — продолжал Халдей, — никто ему это не поручал. Но он знал, как нужны газете свежие снимки, и сам принял такое решение…»

Борис Иваницкий совершил профессиональный подвиг, отправляясь на боевое задание.
Как же не вспомнить о нем в такой-то день…