Почти две трети респондентов поддерживают идею «государственной цензуры» для российских средств массовой информации, следует из проведенного еще в июле 2023 года опроса ВЦИОМа, результаты которого компания опубликовала во вторник в преддверии отмечаемого 13 января Дня российской печати. Сторонники ограничений мотивируют их необходимостью поддержания стабильности и борьбы с недостоверной информацией. Противники же цензуры видят в ней угрозу объективности и принципу свободы слова.

Во всероссийском телефонном опросе «ВЦИОМ-Спутник» 28 июля 2023 года приняли участие 1600 респондентов. Социологи поинтересовались у них, нужна ли для российских СМИ «государственная цензура» (о том, что она прямо запрещена Конституцией, гражданам не напоминали), и попросили мотивировать свой ответ. Полученные результаты исследователи сопоставили с данными аналогичного опроса 2008 года.

В пользу цензуры высказались 63% опрошенных («безусловно нужна» — 24%, «скорее нужна» — 39%).

В 2008 году сторонников цензуры было 58%. Но и доля ее противников тоже возросла — с 24% в 2008-м до 30% в 2023-м («скорее не нужна» — 17%, «безусловно не нужна» — 13%). Оба лагеря пополнили свои ряды за счет неопределившихся: их процент за 15 лет сократился с 18% до 7%.

Типичным сторонником цензуры, по этим данным, оказалась жительница провинции старше 45 лет со средним или специальным образованием, оценивающая свой доход как высокий или средний и предпочитающая телевидение всем остальным СМИ. А типичный противник — это активно пользующийся интернетом молодой горожанин с неполным средним образованием и невысоким (по его собственной оценке) достатком.

Сторонники цензуры чаще всего (44%) воспринимают ее как средство «обеспечения стабильности и порядка в обществе, недопущения паники». К этому же ряду социологи отнесли и респондентов, вспомнивших о «внутренних врагах» и о необходимости «оградить общество от антигосударственной пропаганды». Обосновывая идею ограничений, граждане также говорили о том, что «надо преподносить правильную информацию об СВО», «общество должно верить в победу», «есть вещи, о которых люди знать не должны».

Помимо этого, апологеты цензуры считают ее эффективной для защиты от недостоверной информации (20%), повышения культуры (10%), противостояния насилию, пошлости, пропаганде ЛГБТ (9%), воспитания молодежи и поднятия патриотизма (9%). Затруднились привести хоть какие-то доводы 22% опрошенных. «За 15 лет мотивы сторонников государственной цензуры СМИ претерпели заметные изменения. В 2008 году ключевой довод в пользу цензуры заключался в необходимости регулировать

 поток аморального, безнравственного контента (40% от числа сторонников), сегодня этот запрос постепенно уходит»,— отметили авторы исследования.

Изменилась аргументация и у противников ограничений.

В 2008 году 24% из них мотивировали свою позицию тем, что цензура противоречит свободе слова и правам человека в целом. Теперь они чаще всего (39%) объясняют неприятие ограничений тем, что «информация должна быть правдивой и объективной для формирования общественного мнения». Еще 17% видят в цензуре ограничение свободы слова и демократии, инструмент замалчивания проблем и пропаганды (15%) и угрозу плюрализму и конкуренции (14%). За ничем не ограниченную свободу СМИ высказываются 6%, а 19% отказались мотивировать свой ответ.

Комментируя “Ъ” результаты опроса, политолог Илья Гращенков напоминает о неоднородности самого термина: «Цензура бывает партийная и государственная. В Советском Союзе и царской России были два разных типа цензуры, она по-разному регулировалась, по-разному были выстроены сложные механизмы взаимодействия с производителями контента». При этом объекты регулирования, по его словам, всегда четко регламентированы: «Военная цензура исходит из того, какие материалы могут повлиять на ход боевых действий, партийная цензурирует установки, отвергаемые правящей партией, а царская носила характер запрета оскорбления тех или иных страт — например, дворянства». Нынешний же инструментарий власти включает в себя «более простые инструменты», не предполагающие наличия специализированных ведомств и формирующие скорее механизм самоцензуры, подчеркивает эксперт. Опрос ВЦИОМа показывает, что люди в целом одобряют этот подход, продолжает господин Гращенков: «Но 30% тех, кто против,— это достаточно много». Смена аргументов сторонников цензуры, перешедших от защиты морали к иным мотивировкам, «связана с тем, что людей накрутили всеми этими понятиями иноагентов и подобного прочего», считает политолог:

«Люди не хотели бы видеть те точки зрения, которые несут угрозу. Но это связано и с фейками, которые большинство не может отделить от истины».

О довлеющей над массовым сознанием угрозе фейков напоминает и политолог, член Общественной палаты РФ Александр Асафов: «Люди прекрасно понимают, что такое информация и дезинформация, каждый из них столкнулся с информационными атаками в том или ином виде. Поток информации очень сложно рационально обработать: сигналы настолько разные, что установить достоверность бывает сложно». Однако в этом видно и продолжение «патерналистской логики», отмечает эксперт: «Существенная часть подобных угроз снимается при помощи цифровой гигиены, но тем не менее люди пытаются эту часть переложить на государство».

В то же время в применении механизма цензуры есть рациональное зерно, уверен господин Асафов: «Например, публикация информации о военных объектах указывает противнику направление для атак, поэтому такие вещи, безусловно, должны быть цензурированы. Но это не отменяет и личной ответственности». А вот анализ доводов противников цензуры напоминает о другом явлении — табуированности самого термина, считает политолог:

«Само слово «цензура» несет определенные коннотации, и люди выступают против этих коннотаций».

С развитием информационного общества сторонников цензуры будет становиться больше, но термин, вероятно, трансформируется в нечто более нейтральное — вроде «ограничения деструктивной информации», предполагает Александр Асафов: «Ведь это не просто про тотальный запрет, это про регуляцию. Это и объясняет высокие цифры, которые будут расти». Соответствующий запрос общества видит и власть, потому требования к создателям и распространителям контента «будут расти безусловно», резюмирует эксперт: «И за этим будет появляться ответственность».