«Постскриптум — приписка в письме после подписи», — сообщает толковый словарь. 25 лет назад у этого слова появилось еще одно значение: «Постскриптум» — еженедельная аналитическая программа на телеканале ТВЦ. Ее автор и бессменный ведущий Алексей Пушков. Впрочем, не менее известен он в другой своей ипостаси: Алексей Константинович — сенатор РФ, председатель Комиссии Совета Федерации по информационной политике и взаимодействию со СМИ. О том, как создавался «Постскриптум», какой путь прошла за эти годы страна и что нас ждет впереди, телеведущий и политик рассказал в интервью «МК».
— Звонки сверху?
— От людей, которые находились в руководстве страны. Не буду уточнять, кто именно звонил, эти люди до сих пор активны. Но ни разу эти жалобы не получили серьезного продолжения. Потому что все, что я говорил, было обоснованно. Никто не смог доказать, что я как-то искажаю факты или высказывания.
— Как минимум можно констатировать, что положение журналистов, критикующих власть, конфликтующих с ней, за эти годы лучше не стало. Как вы оцениваете то, что случилось в Чечне с журналисткой Еленой Милашиной и адвокатом Александром Немовым?
— Считаю это совершенно недопустимым. Избиение и запугивание журналистов абсолютно неприемлемо, какие бы взгляды эти журналисты ни выражали. Я не предвижу у нас раскола по этому вопросу, в том числе в исполнительной власти. Мы являемся, как постоянно подчеркивает президент, правовым государством. Даже в условиях проведения СВО. Я бы даже сказал, особенно в условиях проведения СВО, когда может возникнуть, скажем так, искушение нарушить закон во имя неправильно понятых государственных интересов.
Террор по отношению к журналистам противоречит не только российским законам. Это противоречит и нашим международным обязательствам. То, что мы вышли из Совета Европы, не означает, что мы с себя их скинули. Мы члены Организации Объединенных Наций, других международных организаций, и у нас есть обязательства и по защите прав журналистов.
Мы же защищали русскоязычных журналистов на Украине, в Молдавии, в Прибалтике. Я лично неоднократно обращался в Совет Европы с запросами по этому поводу, когда в 2012–2016 годах был главой нашей делегации в ПАСЕ. И нашу позицию мы обосновывали именно международными нормами. Будет ли у нас моральное право выступать в защиту журналистов в других странах, если мы не сможем обеспечить журналистам защиту в своей собственной стране?
— Журналистику называют четвертой властью, хотя в России такой взгляд считается анахронизмом. Но в подкорке это определение осталось, и, мне кажется, это правильное определение. Законодательная в этом списке идет иногда первой, иногда второй. Вы в одном лице представляете сразу две власти. Нет здесь конфликта интересов?
— Когда меня в 2011 году избрали в Государственную думу и предложили возглавить Комитет по международным делам, передо мной встал вопрос: что делать с программой? Не будет ли некого противоречия между тем, что я делаю как законодатель, и тем, что делаю как политический обозреватель?
Программа на тот момент выходила уже 13 лет и была по-прежнему популярна, находилась на пике. Мне очень не хотелось с ней расставаться. И я подумал: почему, собственно, тут должны быть противоречия? Закон позволяет совмещать депутатскую деятельность с творческими профессиями. Может быть, стоит попытаться сделать так, чтобы моя позиция законодателя помогала моей программе?
Я включил законодательный процесс в число тех тем, которые рассматривает программа «Постскриптум». Не во всех случаях, конечно, это возможно: многие законы достаточно сложны. И, конечно, законы, о которых мы рассказываем в программе, должны иметь общегражданское звучание. Всем должно быть понятно, о чем идет речь и почему это важно. Кроме того, я стал активно привлекать депутатов и сенаторов в качестве комментаторов для наших сюжетов.
То есть я постарался объединить эти две свои функции. И до известной степени, считаю, мне это удалось. Возник, правда, один момент: значительно выросла ответственность за сказанное слово. Позволять себе радикализм в оценках стало сложнее.
Я опасался, что это вызовет отток зрителей. Потому что в России ценят как раз субъективное слово. В России не любят вот это: «с одной стороны, с другой стороны…». Ты скажи, что ты думаешь, а мы уже сами решим, подходит это нам или нет. Но я увидел, что никакого оттока не произошло, что мои оценки по-прежнему вызывают интерес. Более того, в какой-то мере интерес даже усилился. Ведь хотя, с одной стороны, моя официальная функция меня несколько ограничивает, с другой — придает моим словам больший вес.
Главный судья здесь зритель. Если программу не смотрят, ее никто не удержит в эфире: ни руководитель канала, ни министр, который благоволит программе, ни люди выше министра. Если не будут смотреть — всё! Либо найдут другого ведущего, либо скорее вообще закроют проект. Но, судя по рейтингам программы «Постскриптум», судя по тому, что она уже 25 лет в эфире, у меня получилось найти тот баланс, который не претит зрителю. Если зритель смотрит, значит, его устраивает такая стилистика.
За эти годы мне удалось создать профессионально крепкий и надежный творческий коллектив, преданный «Постскриптуму» и хорошо понимающий его принципы. Есть программы, специализирующиеся на оперативной информации, есть программы, которые специализируются на том, чтобы потрясти воображение. «Постскриптум» специализируется на том, чтобы вызывать доверие у людей и помочь им понять суть событий, о которых мы говорим. И, судя по всему, нам это удается.
— 25 лет это, конечно, срок. Солидный срок. Немного, наверное, таких программ-долгожителей на нашем телевидении…
— Авторских — нет. Здесь очень важно, что программа авторская. Есть, допустим, программа «Время» на Первом канале, которая выходит, наверное, уже более 50 лет. Есть программа «Вести» на канале «Россия»… Но это канальные программы. Команды, которые их делают, многократно менялись, как и ведущие. Но если говорить об авторских политических программах, то никто еще к такому сроку не приближался.
— Но большая часть этого срока — эпоха Путина. «Постскриптум» стал частью этой эпохи и даже, пожалуй, одной из ее медийных визитных карточек. Представляете ли вы свою программу в другую, постпутинскую эпоху? Каким тогда будет «Постскриптум» и будет ли вообще?
— Провокационный, конечно, вопрос. Отвечу так. Программа появилась в эфире до начала путинской эпохи. Хотя связь тут, вероятно, есть. К концу ельцинского времени сформировался мощный запрос на переход от ущербного типа развития к тому типу, который будет отвечать нашей национальной идентичности, нашей истории, нашим ценностям, нашей вере, наконец. Одним из ответов на этот общественный запрос и стало появление «Постскриптума». А вскоре этот запрос получил воплощение на уровне практической политики.
Многое реализовано, хотя не все, конечно. Но сейчас перед нами стоит новый большой вызов. Мы много говорим о том, что вступаем в многополярный мир. У нас иногда это воспринимают как нечто, что обеспечит нам прекрасное будущее само по себе: Соединенные Штаты утратят свою роль мирового гегемона, ослабнет влияние объединенного Запада, перед нами откроются новые перспективы… И установится более справедливый, более равноправный миропорядок.
Так вот, должен сказать, что это идеалистическая картина. Снимется одна проблема — избыточной мощи Запада. И то это произойдет не сразу, Запад будет сопротивляться. Но возникнет ряд новых проблем. Появляются новые центры силы — со своими амбициями, со своими взглядами на вещи, со своими большими ресурсами, со своими технологическими достижениями. Надо быть готовыми к тому, что многополярный мир — это мир возросшей конкуренции.
Сумеем ли мы не только сотрудничать, но и конкурировать с этими новыми центрами? Можем ли полагаться здесь на наши прошлые достижения? Знаете, у одного швейцарского банка был такой потрясающий лозунг «Стабильность — это быстрое преследование». Мы вступаем в мир, в котором, даже если ты хочешь удерживать свои позиции, ты уже должен очень быстро двигаться, быстро реагировать и соперничать с другими центрами силы. А если рассчитываешь оказаться на первых позициях, должен продемонстрировать еще более высокий уровень эффективности.
Если рассматривать перспективу в таком контексте, то такая программа, как «Постскриптум», несомненно, может и должна иметь место в обозримом будущем. Я не говорю, что обязательно останусь ее ведущим. Это зависит от множества факторов. Но подобные программы, по моему убеждению, должны быть. Если они будут ставить такого рода вопросы, они, безусловно, будут востребованы.
Что же касается сегодняшнего дня, то, на мой взгляд, «Постскриптум» идет в ногу со временем, не устаревает. Мы движемся вместе с миром и со страной. И если продолжим так двигаться и дальше, думаю, оснований отказываться от этого проекта не будет.
