При этом Лефортовский суд Москвы удовлетворяет 100% из ходатайств о заключении подозреваемого под стражу. Об этом он написал в газете “Ведомости”.

По словам Сафронова, подозреваемый фактически лишен возможности защищаться. Назначаемые адвокаты, которых обязан вызвать следователь, на самом деле описывают “незавидное положение задержанного”. Также они предлагают ему подумать о заключении досудебного соглашения. То есть сразу признать вину в инкриминируемых деяниях в полном объеме, а также “помочь следствию изобличить соучастников преступления”.

После этого следователь “закрепляет эту мысль о шатком положении обвиняемого”. В итоге о нем “забывают” на неделю, месяц или больше, чтобы у него была возможность “взвесить все за и против”. При этом сам обвиняемый, “оказавшись один на один с собой и своими мыслями” начинает верить во что угодно.

Следователи же пытаются “построить так называемую уголовную прогрессию”. Это нужно для того, чтобы обвиняемый признал вину, а также дал показания на других.

В целом, в оперативной разработке идет не менее 50–70 человек. Сафронов добавил, что в зоне риска находятся ученые. Трендом последнего времени стала переквалификация дел о контрабанде военной техники или запчастей в дела о шпионаже. При этом настоящих шпионов среди обвиняемых в шпионаже и госизмене, не хватает. Однако “система требует все новых и новых дел”.

Сам Сафронов написал, что не пойдет на сделку со следствием. “Если тебе 30 лет, в конце концов, все можно пережить и перетерпеть”, – уверен он. Ситуация была бы другой, если обвиняемому уже за 60 и “впереди маячит солидный срок на зоне”.