Соколята Сталина: Памяти спецшкольников

 

Предвоенные годы, удалённые теперь в другое столетие и даже тысячелетие! До сих пор привлекают нас, родившихся после той, теперь легендарной, войны, своей конкретикой бытия, а особый род этой конкретики – воспоминания очевидцев.

Именно такой предстаёт книга, созданная большим коллективом военных, во главе с Петром Степановичем Дейнекиным – генералом, доктором военных наук, профессором, –   для издательской программы Правительства Москвы. Книга собрала воспоминания выпускников специальных школ ВВС: от начала их создания, в мае 1937 года, до закрытия в 1955 году. Для людей, не посвященных в эту тему, книга стала своего рода откровением. Да, мы знали о школах ОСОАВИАХИМА, в которых довоенная энергичная молодежь проходила подготовку по военным дисциплинам авиаторов и химиков, следуя словам песни: «Если завтра война, если завтра в поход…». Но почти никто, за малым исключением, не знал об огромной, разработанной правительством программе подготовки будущих кадровых военных – лётчиков, артиллеристов, моряков. И вот скупые строки истории: 5 мая 1937 года пять московских школ Наркомата просвещения приступили к обучению юношей восьмых – десятых классов по специальной программе, согласно которой математика, физика, химия, черчение и военное дело изучались приближенно к программе военных училищ. Вскоре такие школы появились в других городах. В них юные курсанты готовили себя к избранной военной профессии до поступления в военное училище. Что это дало, когда действительно пришло время идти в поход? За несколько месяцев мог быть даже подготовлен самый трудоёмкий в подготовке специалист – квалифицированный лётчик.

И хотя любовь к авиации в те годы была чрезвычайно сильна, и в подобные школы не было отбоя от подростков, в ноябре 1937 года правительством было принято решение перевести эти школы на комплектование школ с артиллерийским уклоном. Только в ноябре 1940 года правительство вновь возвратилось к вопросу о специальных средних школах ВВС. Но школы к началу войны не выпустили своих питомцев… Что же всё-таки повлияло на перемену решения правительства? Борьба доктрин в Генеральном штабе того времени? Возможно. Именно тогда принималось решение о строительстве нескольких так называемых «укрепрайонов». Ещё были живы воспоминания о позиционной войне 1914 года, о конных сшибках кавалерийских частей, –  последняя, кстати, была в Польше в 1940 году. Но веяние новизны становилось необратимым. Так, к слову сказать, будущий генерал Исса Плиев, учившийся одновременно с будущим фельдмаршалом Гудерианом в Академии Генерального штаба в Москве, еще в стенах Академии защищал свою идею о создании конно-моторизованных воинских соединений, то есть конно-танковых групп. Именно такая конно-моторизованная дивизия была создана на рубеже 1943 года и вобрала в себя молодые силы кубанского и донского казачества.

Она достойно прошла испытания Великой Отечественной войны. Военная доктрина Гудериана, как мы знаем,  –  тоже доказала свою жизнеспособность: позднее мы воспользовались её наработками, создавая охваты «котлов», когда техники стало достаточно для подобных операций.

Но, может быть, и сталинская дальновидность стала причиной принятого решения о переводе всех средних специальных школ к выпуску артиллеристов? Ведь наша авиационная промышленность была к тому времени еще недостаточно развита, чтобы обеспечить самолётами такое количество молодых лётчиков. Старые заводы выпускали считанное количество самолётов, новые – только строились, поэтому и закупались американские «каталины» и «кобры» и переделывались на наших заводах для разных надобностей. И только к концу 1941 года, благодаря – всего-то! – новому, нетрадиционному методу обработки лопаток турбины двигателя самолёта, двояковогнутых и очень капризных в обработке, методу, разработанному на одном из московских заводов [1], стало возможно получать за один день на одном заводе полный комплект лопаток для турбины двигателя самолёта и, соответственно, собирать этот жизненеобходимый узел – тоже за день! А не за месяц, как это было прежде. И выпускать каждый день при налаженном ритме получения составляющих – самолёт! На одном заводе. А заводов было уже много. К этому времени и успели подготовить своих питомцев спецшколы… Через три месяца, пройдя ускоренное обучение в училищах, бывшие выпускники спецшкол были уже дипломированными лётчиками. Так что к лозунгу Сталина: «Летать выше всех, дальше всех, быстрее всех!» –  прибавились слова приказа: беречь не технику, а пилотов.

При чтении простодушных рассказов «спецов», как они себя называли, непроизвольно возникает из небытия то сложное время. Истинно: каждая жизнь человека несёт неоценимый вклад своего видения мира. А сливаясь, образуют единую картину бытия. Но новое, как известно, и хорошо забытое старое. Не послужат ли нам спецшколы для создания профессиональной Армии России.

Прочитайте эти невыдуманные рассказы, дорогие читатели! Книга была создана более десяти лет назад, но её актуальность особенно очевидна в наше время. Поэтому так хочется, чтобы как можно больше людей узнали о её существовании [2]. Воспоминания даются в сокращении.

___________________________________________________________________________

1. Имеется в виду творческий коллектив инженеров-технологов завода №2382 (ныне завод «Сатурн» им. Архипа Михайловича Люльки), возглавляемый Сергановым Александром Алексеевичем. Государственная премия 1942 года – первая Сталинская премия.2.
2. Крылья нашей юности. М.: Русская панорама, 2006.

    Валентина Серганова                   

ВОСПОМИНАНИЯ

Московская артиллерийская спецшкола №2

МИКОЯН Степан Анастасович   

В начале сентября 1937 года, когда я только что стал восьмиклассником, стало известно о создании средних военных спецшкол для обучения мальчиков, начиная с 8-го класса.

(В послевоенные годы слова «специальная школа» стали ассоциироваться с привилегированными «английскими» и «французскими» школами, но военные спецшколы – это совершенно другое – они не были «блатными», хотя, естественно, многие кадровые военные, в том числе и генералы, отдавали туда своих сыновей. Например, будущий маршал Л.А. Говоров и генерал И.В. Болдин.

Тогдашнее отношение молодёжи к военному делу в нашей стране разительно отличалось от того, которое было в послевоенное время и, особенно, в последние десятилетия. Всё вокруг воспитывало нас в сознании того, что страна находится в окружении враждебных государств, которые стремятся к уничтожению советского строя, а молодёжь, как и большинство нашего народа, тогда верили в идеалы социализма и в советский строй. Никаких сомнений в том, что мы должны готовиться его защищать, не возникало. Обстановка в мире накалялась: Япония оккупировала Маньчжурию и воевала с Китаем, а также напала на СССР на Халхин-Голе, Италия захватила Эфиопию, а германский фашизм становился всё более агрессивным. Мы знали, что нам придётся воевать. Многие мои сверстники хотели стать военными. Да и вообще, я думаю, военная романтика была близка мальчишескому духу. Хотя многие девушки тогда тоже увлекались военизированными видами спорта, занимались в стрелковых кружках и аэроклубах, летали на планерах и самолётах, прыгали с парашютом. В 1930-х годах авиация в стране пользовалась всеобщей любовью и, прежде всего, у молодёжи.

Поэтому неудивительно, что многие школьники пытались поступить в 8, 9 и 10-е классы созданных военных спецшкол в системе Наркомата просвещения, не имевших вначале специализации. В Москве создали пять таких школ. Во 2-ю спецшколу поступили знакомые мне ребята из нашей и других школ – Тимур Фрунзе, Артем Сергеев, Вася Сталин, Игорь Бойцов, Олег Фриновский и другие. Эта школа находилась на Садово-Кудринской улице, в здании около входа в Планетарий, а затем на Большой Грузинской,  напротив Зоопарка (это здание после войны перестроили, в нём разместилось Министерство геологии). Спецшколы были созданы в Ленинграде, Киеве и в других городах.

В тот период И. Сталин решил придать большее значение артиллерии. Авиация, очевидно, в усилении внимания к ней уже не нуждалась. Перед новым 1938 годом нам объявили, что все спецшколы будут артиллерийскими. Ввели для учеников военную форму, похожую на будущую форму суворовцев (суворовских училищ тогда еще не было), с синими брюками навыпуск и с кителями защитного цвета, а летом – с белыми гимнастёрками. В 1938 году школьников, учеников московских спецшкол впервые включили в состав парадного расчёта, и мы участвовали в Первомайском параде на Красной площади.

В школе ученики не находились на казарменном положении – жили дома. Кроме обычной программы средней школы, изучали предметы военного профиля, в том числе артиллерийское дело, и занимались строевой подготовкой. Учителя как по общеобразовательным дисциплинам, так и по военным были очень квалифицированными и оставили о себе хорошую память.

Летом нас, учеников спецшкол, направили в военный лагерь, общий для всех пяти московских спецшкол (на Нарофоминском шоссе, недалеко от Кубинки), где мы жили в солдатских палатках, подчиняясь положениям устава внутренней службы Красной Армии, ходили в походы с винтовками, изучали артиллерийские орудия и методы стрельбы (хотя боевые стрельбы не проводились).

Так как я с детства хотел быть лётчиком, то после окончания 9-го класса я, а также два моих друга перешли в обычную среднюю школу №114 (на Садово-Кудринской улице), где и закончили десятилетку. (Один из моих друзей, Александр Бабешко, поступил всё-таки в Ленинградское артиллерийское училище и затем почти всю войну был на фронте в составе частей, вооруженных   ракетными установками «Катюша», а после войны дослужился до звания генерал-лейтенанта.)

Некоторые другие ученики из нашей спецшколы также стали лётчиками. Проучившись в спецшколе 9-й класс, и только начав учиться в 10-м, уехал в лётную школу Василий Сталин (в конце 1938 года). В эту же Качинскую Краснознамённую авиационную школу пилотов им. Мясникова  (в Крыму, вблизи Севастополя) через полтора года поступил и я, а также ученики 2-й спецшколы Тимур Фрунзе и Олег Баранцевич (Болдин). Оба погибли на фронте.

В 1939 году, после того как я перешёл в обычную школу, 2-ю спецшколу перевели в новое здание на улицу Кропоткина (рядом с музеем им. А.С. Пушкина). В послевоенное время в этом здании находилась 29-я средняя школа, где всё время хранили память о спецшколе и её учениках. Там был организован музей 2-й спецшколы и установлена мемориальная доска с фамилиями погибших на фронте выпускников. В их числе несколько Героев Советского Союза. В школе в День артиллерии проводятся встречи  выпускников не только 2-й, но и других московских спецшкол.

Военные артиллерийские училища, куда поступали почти все выпускники спецшколы, положительно оценивали начальную военную подготовку, которую давали в спецшколе. Я неоднократно слышал рассказы о том, что когда в помещение приёмной комиссии училища входил такой абитуриент, члены комиссии, уже по его выправке понимали, откуда он прибыл, и с удовлетворением говорили: «Это спецшкольник!». Спецшкола в смысле общей подтянутости, военной подготовки и понятия воинской дисциплины много дала и мне. Если бы в годы моей учёбы в средней школе существовали  авиационные спецшколы, без сомнения, я бы учился там. Но такие школы появились, когда я уже закончил десятилетку, в 1940 году. А после войны наоборот – существовали авиационные спецшколы, но артиллерийских не было.

Московская спецшкола №1

АТРАЖЕВ Михаил Прокопьевич

Я родился в самую длинную ночь 1923 года в затерянной среди Курганской лесостепи деревушке Малаховка, что была в шестидесяти километрах от ближайшей железнодорожной станции Лебяжье, в тёмной землянке, сложенной из пластов чернозёма моими родителями Прокопием Михайловичем и Натальей Осиповной, переселенцами, вернее, беженцами, спасавшимися от голода 1921 года из Тульской губернии. В этой землянке прошли мои первые три года, пока родители не поставили саманную хату. В тринадцати других домах Малаховки жили также переселенцы из России и Украины. Это было первое при Советской власти освоение целины.

В соседней (два километра от нас) большой деревне Нахимовка была организована школа, куда я был принят в шестилетнем возрасте, так как уже знал букварь. Учила нас молоденькая учительница, которая одновременно вела первый и второй классы. Там я впервые увидел «движущиеся картинки» — кино. А однажды над нами пролетело что-то рокочущее. Папа сказал, что это аэроплан. Так я впервые познакомился с авиацией.

В это время началось второе освоение целины: на базе новой техники (американские тракторы и автомашины) создавали совхоз. Стали запахивать земли, «принадлежащие» переселенцам. Последним предложили  организоваться в колхоз. Отцу всё это не понравилось, и он, имея опыт в переездах, подался в Москву, где работал до революции и где проживала его сестра и поэтому в конце 1930 года я оказался в Москве.

1 сентября 1931 года я снова пошёл в первый класс, в школу что находилась в Чапаевском переулке. А в пятом классе меня перевели в только что построенную школу №150, которая была по другую сторону Ленинградского проспекта от Аэровокзала. В классе учились дети авиационных работников: 30-го завода, Академии им. Жуковского, ОКБ Ильюшина. Мальчики были сильны в разных науках (из 11-ти десятиклассников 7 окончили школу с «золотым» аттестатом и 4 из них погибли на войне), что создавало стимул учиться хорошо.

Но этот десятый класс я не окончил: с 11 января 1941 года стал учащимся только что организованной 1-й Московской специальной школы ВВС. Нас одели в тёмно-синюю форму (китель, брюки, пилотка), беспощадно приучали к военной жизни. Но и обучение было основательным, преподаватели были подобраны знающие, для школы было выделено одно из лучших помещений Москвы. Она была очень хорошо оборудована наглядными пособиями: на каждой лестничной площадке стоял какой-нибудь авиационный мотор, а в одном из трёх больших залов были установлены настоящие самолёты, один из которых был И-1.

18 июня 1941 года состоялся торжественный выпуск с вручением аттестатов о среднем образовании, и был объявлен отпуск до 20 июля 1941 года. Но…

22 июня 1941 года после сообщения о немецко-фашистском вторжении мы, переодевшись в форму, собрались в школе и тут же подали заявления с просьбой направить нас в авиационное училище. Это и состоялось 26 июня 1941 года, когда мы прибыли в Сталиногорскую авиационную школу первоначального обучения.

Началась военная жизнь. Режим был крутой: подъём в 4.00, отбой в 23.00, остальное время – на аэродроме, где мы изучали матчасть и учились летать. В результате 18 августа я уже самостоятельно вылетел на У-2, а в середине сентября нас выпустили и направили в Черниговскую авиационную школу пилотов, которая уже успела перебазироваться в Зерноград Ростовской области. Однако через месяц нам пришлось и оттуда эвакуироваться. Через Москву проезжали 16-17 октября 1941 года, когда возникла эвакуационная паника. Это были самые трагические дни обороны столицы.

После разных переездов из училища в училище мы, наконец, оказались в городе Уральске, где дислоцировалась 11-я Ворошиловградская школа пилотов. В ней мы и начали изучать штурмовики Ил-2. Но в марте 1942 года меня и ещё сотню курсантов перевели в школу стрелков-радистов. Окончил её в октябре 1942 года, получил звание сержанта. Позже оказался в Йошкар-Оле в запасном авиаполку, где был включён в экипаж, который готовился для фронта. Так я стал «лётчиком задом наперёд» на ближнем бомбардировщике Пе-2.

Пройдя необходимую подготовку, 10 февраля 1943 года мы приземлились на полевом аэродроме и были включены в состав 39-го ближнебомбардировочного авиационного полка 22-й бомбардировочной авиадивизии 17-й Воздушной армии, которая действовала на Юго-Западном фронте.

Только что окончилась Сталинградская битва, и завершилась Донская операция. Полк, несмотря на неблагоприятную погоду, мелкими группами наносил удары по отступающим немецким колоннам в Донбассе. Мой первый боевой вылет состоялся 25 февраля 1943 года, когда мы с высоты 800 метров атаковали колонну противника. Наша девятка, сделав два захода для бомбометания, произвела ещё два захода для штурмовки пулемётами. Я стрелял вовсю и был очень доволен: война мне казалась как «мать родная».

Но вышло совсем не так: 5 марта при ударе по укрепрайону немцев у города Изюм на высоте 800 метров нашу девятку атаковали четыре Ме-110, пара из которых (а это 8 пушек «эрликон») пристроилась к нашему хвосту и подожгла правый мотор, расколошматила мой зарядный ящик (что, кстати, и спасло меня). Командир пытался погасить пламя, потерял высоту. При вынужденной посадке мы не дотянули до лесной поляны и упали на деревья. Командир Николай Ананьев и Штурман Николай Соколов погибли.

Мне удалось выбраться из горящей кабины, стал уходить в лес, полагая, что нахожусь на территории противника. Но оказалось, что мы упали на своей, в трёх километрах от линии фронта. С помощью солдат-артиллеристов похоронил своих товарищей и через три дня был уже в своём полку, успев перехватить заготовленную похоронку. Через четыре дня в составе нового экипажа, потерявшего своего стрелка-радиста, продолжил боевую работу. Всего выполнил 87 боевых вылетов, из которых половина приходилась на разведку, так как наш полк в мае был преобразован в Отдельный разведывательный авиаполк. Воевать пришлось на средней Украине (фронт был переименован в 3-й Украинский), от Миллерово до Одессы. За это время участвовал в четырёх воздушных боях (не без потерь), пережил три аварии, когда «самолёт в дым, а экипаж невредим».

В мае 1943 года был принят во Всесоюзную коммунистическую партию (большевиков). В начале июня 1944 года меня, как имеющего среднее  образование, направили для обучения на начальника связи авиаэскадрильи в 1-е Московское военно-авиационное училище связи. Так, неожиданно  для себя, на попутном Ли-2, я оказался на Центральном аэродроме, в километре от дома родителей. Окончилась моя фронтовая жизнь.

1-е Московское военно-авиационное училище связи располагалось у стадиона «Динамо» в известной всем «коробочке». Училище готовило специалистов по всем видам авиационной связи. Это была действительно кузница кадров: нас готовили физически, духовно и специально (теоретически и практически), ковали строгим внутренним распорядком, дисциплиной и хорошим обучением по специальности, используя метод кнута и пряника. Самым приятным пряником было увольнение в город.

Я оказался во взводе, состоящем из воздушных стрелков-радистов, участников боевых действий. Другие взводы нашей 1-й роты готовили техников по радиооборудованию самолётов. Срок обучения вначале был определён в шесть месяцев, что нас всех устраивало, так как мы ещё надеялись повоевать в новом качестве. Но учили нас пятнадцать месяцев.

Учиться мне было легко, и я часть времени уделял изучению  математического анализа, благо наставником у меня был студент мехмата МГУ, будущий профессор О.В. Локуциевский. Его, может быть, помнят наши однокурсники, служившие в Вычислительном центре ВВС, поскольку после окончания Академии он читал им лекции по дискретным математическим методам.

В ноябре 1945 года состоялся наш выпуск, мне как фронтовику и отличнику было присвоено звание лейтенанта.  Но в строевую часть я не попал, меня оставили в училище инструктором практического обучения. Служба в училище не была сложной. Вначале я обучал курсантов «морзянке», в которой был не очень силён. Затем перевели на развёртывающийся радиолокационный цикл, и мне пришлось осваивать, а затем проводить практические занятия на одном из первых отечественных радиолокаторов «Редут-1».

С радиолокацией была связана вся моя дальнейшая деятельность: и учёба в ВВИА им. Н.Е. жуковского, и моя адъюнктура на кафедре радиотехники в ВВИА, и наконец, моя самостоятельная работа начальника кафедры радиоэлектронной борьбы в Рижском высшем военно-авиационном училище (впоследствии им. Я.И. Алксниса).

Направлением для научных исследований на кафедре мы выбрали техническую эксплуатацию средств РЭБ в ВВС – сферу, почти не затронутую ни в нашей Академии, ни в специальном НИИ. Здесь нами были достигнуты определённые результаты, благодаря тесным связям со строевыми частями. Работа по всем этим направлениям занимала практически всё время, но она была живой, творческой, интересной. И теперь я могу с удовлетворением сказать, что служба в Риге была вершиной моей жизни.

В Риге я отметил свое 50-летие и 5 марта 1975 года был уволен в запас по возрасту в звании полковника, прослужив на действительной военной службе 34 года. Свою дальнейшую трудовую жизнь я связал с Гражданской авиацией…

Московская спецшкола ВВС №1

РЫХЛОВ Борис Сергеевич

Я родился в Москве 6 марта 1924 года. Мой отец Сергей Иванович работал всю жизнь столяром, был участником Первой мировой войны, Гражданской и Великой Отечественной войн. В годы коллективизации он был 25-тысячником и участвовал в колхозном строительстве. Я учился в 248-й школе, которая находилась там же, на з-й Мещанской улице. Это было удивительное, героическое время – время чкаловских перелётов, когда многие мальчишки мечтали стать лётчиками. Тогда в нашей школе было много интересных кружков, в которых мы с удовольствием занимались после уроков. Особой популярностью у нас пользовались литературный и авиамодельный кружки. Мы с увлечением мастерили модели планеров и самолётов из палочек бамбука и ткани и с восторгом наблюдали их свободное парение.

Может быть, тогда и проявился у нас интерес к авиации, любовь к небу и желание вот так же свободно парить в небе. Нашим юношеским мечтам способствовало бурное развитие авиации в стране. Именно в те предвоенные годы появились первые Герои Советского Союза, совершающие свои беспримерные перелёты: Чкалов, Байдуков, Беляков, лётчики, спасавшие челюскинцев – Леваневский, Ляпидевский, Молоков, Слепнёв, Каманин, Волопьянов.

Особо нас потрясли события, связанные с беспосадочным перелётом на самолёте ДБ-3 женского экипажа Осипенко, Гризодубовой, Расковой. Именно на таком самолёте (Ил-4), во время службы в авиации дальнего действия (АДД), нам пришлось летать в разных местах и в разные годы, в облаках, за облаками, в ночных условиях.

В 1940 году я перешёл в 8-й класс. Наконец-то начались долгожданные каникулы. Помню, мы с друзьями отправились в Парк культуры им. Горького, где находилась парашютная вышка, с которой мы любили прыгать с парашютом. Во время одного из прыжков я неудачно приземлился и сломал себе ногу. Меня отвезли в больницу им. Склифосовского, наложили гипс, и я был вынужден пролежать дома более двух месяцев. Меня часто навещали друзья, приносили мне книги, чтобы мне не было скучно. И вот однажды они принесли книгу «Ваши крылья». Это была книга по теории полётов, в ней можно было найти ответы на все волнующие нас вопросы. Я быстро  поправился и 1 сентября 1940 года пришёл в школу в 8-й класс. Это было пока ещё мирное время, хотя в Европе уже вовсю бушевала Вторая мировая война.

В 1940 году по решению правительства в Москве были созданы спецшколы с военным уклоном, где могли обучаться мальчишки 8, 9 и 10-х классов. В одну из таких школ, а именно в 1-ю Московскую Спецшколу ВВС, поступил и я с моими друзьями. Она находилась на Шлюзовой набережной. Желающих поступить в неё учиться было очень много, было подано около двух тысяч заявлений, но отбор был чрезвычайно строг: аттестаты должны были быть только с хорошими и отличными отметками, кроме того, нужно было представить положительные комсомольские характеристики за подписью директора школы. Затем предстояло каждому пройти собеседование и две комиссии – медицинскую и мандатную. При прохождении комиссии мы очень волновались. Многие не прошли. В результате этого строгого отбора было принято более 500 человек.

В июне 1941 года, успешно сдав экзамены, мы закончили 8-й класс. А 22 июня фашистская Германия вероломно напала на нашу страну.

Утром 23 июня нас построили и зачитали приказ о направлении в военный лагерь на аэродром в Верхнем Мячкове в Подмосковье. Началась военная лагерная жизнь. Дни были полностью посвящены изучению уставов, наставлений Красной Армии, изучению стрелкового оружия: винтовки, станкового и ручного пулемётов, гранат и прочего. Мы очень старательно несли караульную службу по охране военных объектов и лагеря, занимались строевой подготовкой, при прочёсывании местности задерживали провокаторов и предателей, изучали подрывное дело.  Взрывали пни и готовили площадку для военных целей. Питались мы в столовой воинской части, к которой были прикреплены.

Во время ночных налётов немецких самолётов нам приходилось прочёсывать местность, собирать немецкие листовки, часто гасить зажигательные бомбы. Но самым интересным для нас было работать на аэродроме. Мы выполняли посильные для нас поручения по обслуживанию самолётов, оказывали всякую техническую помощь лётчикам. Некоторым из нас повезло больше других – их брали в ознакомительный полёт в районе аэродрома.

В конце июля 1941 года мы возвратились в Москву. Я пришёл домой и узнал, что Москва эвакуируется. Моя мама Надежда Ивановна и сестра Таня вместе с Министерством авиационной промышленности, в котором работала мама, были эвакуированы в Саратов. Отец записался добровольцем в ополчение и отправился на фронт. Под Вязьмой их армия была окружена немцами, и они долго и мучительно выходили из окружения. Отец с трудом добрался до Тулы, а оттуда в составе нового формирования был отправлен защищать Крым, затем освобождать Кавказ и Прибалтику. Нашу спецшколу на Шлюзовой набережной немцы разбомбили, при этом погибли практически все наглядные пособия по военной науке и отличнейшее оборудование, погибли также два самолёта, стоявшие в актовом зале. Этими истребителями, выкрашенными в красный цвет, мы гордились особенно: ведь их испытывал сам Валерий Чкалов. Во время занятий в школе мы часто залезали в кабины этих самолётов, могли посмотреть и потрогать в них все приборы. Это дало нам большой практический опыт в изучении военных самолётов.

Для дальнейших занятий нам предоставили другое здание, школы, в Лаврушинском переулке, напротив Третьяковской галереи. В августе-сентябре 1941 года мы там занимались изучением приёмов штыкового боя. Но скоро и это здание попало под бомбёжку и было разбито. Спецшкола была вынуждена перебазироваться в Чапаевский переулок. Сейчас это школа № 55. Командование считало, что за год учёбы мы практически освоили все профессии бойца и были готовы нести службу в армии.

Начало войны сложилось для нашей страны неудачно. Миллионы солдат  попали в плен, погибло много единиц военной техники. Москва оказалась в тяжёлом положении. Немцы захватили посёлок Красная поляна в шестнадцати километрах от Москвы, чтобы вести обстрел Кремля из крупнокалиберных орудий. Они уже торжествовали победу. Уже к Москве подвезли большое количество красного гранита для возведения  памятника  победы над нашей армией. Отличившимся фашистам уже были розданы пригласительные билеты для участия в параде немецких войск на Красной площади.

Личный состав нашей 1-й МСШ ВВС в это время с энтузиазмом выполнял все задания командования. Мы ездили рыть противотанковые рвы, окопы   на Волоколамском шоссе в районе Дедовска. Позже эти позиции заняли и обороняли солдаты знаменитой Панфиловской дивизии. По ночам мы дежурили. С крыш домов хорошо были видны взрывы и пламя пожаров в разных местах Москвы. Нам частенько приходилось гасить зажигательные бомбы. Крупнокалиберная зенитная батарея была установлена неподалёку от моего дома, на стадионе «Буревестник», рядом с ЦДКА, и во время стрельбы зениток содрогался весь дом. Осколки снарядов падали на крышу, пробивали кровельное железо, и потом после дождей крыша   протекала. Однажды фугасная бомба упала на одноэтажный домик, расположенный в нашем дворе, в двадцати шагах от нашего дома. Она не   взорвалась, а ушла глубоко в землю. Удар был такой силы, что от него металлическая кровать повисла на дереве. В этом доме жил мой дядя, Рыхлов Иван Иванович. В тот момент его не оказалось дома, и таким образом он остался жив.

В это тяжёлое время столица была практически отрезана от остальной страны. Действовала только одна железная дорога на Казань. Войск в Москве практически не было, и мы были готовы сами защищать её. С подобной просьбой мы не раз обращались к командованию. Вскоре пришёл приказ командования: нам эвакуироваться в Сибирь. Помню, как 17 октября 1941 года, вечером в 18 часов наша 3-я рота строем вышла из ворот школы и направилась на Товарную станцию. Солнце ярко светило перед заходом. Наш путь проходил по Москворецкому мосту. Мы уже почти прошли мост, как вдруг услышали взрывы бомб. Последовала целая серия взрывов у кинотеатра «Ударник», на Васильевском спуске, на улице Разина.  Раздалась команда «Ложись!», мы попадали на мостовую, но всё же продолжали наблюдать за происходящим. Мы стали свидетелями того, как неподалёку от нас, между мостом и кремлёвской стеной взорвалась фугасная бомба. В лучах заходящего солнца были хорошо видны снопы искр, пламя, земля и осколки, взлетевшие вверх…

На Товарной мы погрузились в теплушки, может быть в те, в которых прибыли в столицу сибирские полки. Мы отправились на Восток.  Весь вечер до наступления темноты наш эшелон сопровождали два истребителя. Сложными железнодорожными путями через Омск добрались мы до знаменитой станции Заводоуковск, что в двадцати пяти километрах от города Ялуторовска.

В июле 1943 года мы успешно окончили 1-ю МСШ ВВС, и после торжественного митинга нас проводили в военное училище. Это было 1-е Челябинское военно-авиационное училище штурманов и стрелков-радистов. Начальником училища был генерал Белов.

В августе 1944 года мы сдали госэкзамены по всем дисциплинам, а также закончили курс лётной практики. Мы стали младшими лейтенантами и получили специальность штурмана. Нас срочно отправили в 1-ю Рязанскую Высшую офицерскую школу ночных экипажей АДД на слётывание в экипажах на самолётах Ил-4 (ДБ-3ф). Мой экипаж состоял из четырех человек: я был штурманом, моим командиром был Сергей Муравлёв, радистом – Бойков, стрелком – Хайбибулин. Начальник школы был Герой Советского Союза генерал Беляков – участник чкаловского перелёта. Много летали ночью – на маршрут, на бомбометание, на стрельбу. Мы торопились выпуститься всем экипажем, но часто мешала непогода. В одном из полётов у нас отказал двигатель. Это произошло примерно в 140 километрах от аэродрома.

Нам приказали садиться в Ряжске. Посоветовавшись, экипаж решил лететь в Дягилево. Это было 23 февраля 1945 года, нас дома ждали праздничный ужин, концерт и танцы. Решили на одном двигателе лететь обратным курсом. Прервалась связь, и мы стали «глухонемыми». Подходим к аэродрому и с ходу со снижением идем на посадку. Вдруг видим, идёт впереди на посадку другой Ил-4. Нам с земли дают красную ракету, чтобы мы пошли на второй круг. Но без связи мы не можем сообщить земле, что не имеем такой возможности. Ил-4 садится впереди нас, а мы пролетаем низко над ним и садимся впереди него на не укатанную полосу, занесённую метровым снегом. Это нас тормознуло довольно ощутимо, и мы были спасены… Мы остановились в десяти метрах от технических строений. Потом мы узнали, что у нас отказал один из трёх сателлитов редуктора перехода вращения с вала на винт. Но на праздник мы всё же успели, а это полётное задание мы выполнили в другой раз без происшествий.

Выпуск всех восемнадцати экипажей 1-й РВОШ НЭ АДД произошёл лишь летом 1946 года. Нас отправили на Дальний Восток, в составе оккупационных войск в Северную Корею, в 444 БАП (бомбардировочный авиаполк) АДД.

19-й авиакорпус Дальней авиации был расквартирован на берегу Японского моря в городе Канге, где находилась бывшая японская императорская школа. Там мы прыгали с парашютом, летали на самолётах, участвовали в лётно-тактических учениях.

Затем с 1948 по 1950 годы я служил на аэродроме Поздеевка Амурской области. Потом был Приморский край, город Ворошилов-Уссурийский, большой аэродром Воздвиженка. Там мы летали на новом тогда самолёте Ту-4 (В-29), который был способен нести атомную бомбу. Этот самолёт стал настоящей революцией в военном авиастроении: советская сверхкрепость, вооружение которой превосходило американское в несколько раз. За время моей службы на Дальнем Востоке я освоил и летал на одиннадцати типах военных самолётов.

С 1952 по 1958 год  я учился в ВВИА им. Н.Е Жуковского. Потом долгие годы работал старшим военным представителем Министерства обороны, затем руководителем военной приёмки в НИИ электротехнической промышленности.

Выпускник Киевской спецшколы ВВС №13 Толмачёв Евгений Петрович, полковник, доктор исторических наук, составитель книги «Крылья нашей юности»                             

Вместо послесловия

Спецшколы ВВС были созданы накануне Великой Отечественной. Стране тогда волей-неволей приходилось принимать срочные меры к отражению неумолимо приближающейся войны. И спецшколы, несомненно, стали своевременным решением правительства. Каждой школе был присвоен свой номер. Московской спецшколе ВВС был присвоен №1, Ленинградской  — №2, Ивановской — №3, Курской — №4, Горьковской — №5, Воронежской — №6, Сталинградской — №7, Саратовской — №8, Казанской   — №9, Ростовской — №10, Свердловской — №11, Краснодарской — №12, Киевской — №13, Одесской — №14, Днепропетровской — №15, Харьковской — №16, Тбилисской —  №17, Минской — №18,  Ворошиловградской — №19, Ереванской — №20.

Желающих попасть в спецшколы оказалось довольно много – молодых людей влекла романтика авиационной службы, чувство долга по защите Отечества. Их умы будоражили   беспримерные перелёты советских авиаторов, стремившихся летать дальше всех, быстрее всех и выше всех. Вся страна тогда гордилась подвигами военных лётчиков – А.В. Ляпидевского, С.А. Леваневского, В.С. Молокова, Н.П. Каманина, М.Т. Слепнёва, М.В. Водопьянова, И.В. Доронина, ставших первыми Героями Советского Союза за спасение челюскинцев, выдающимися перелётами экипажей В.П. Чкалова, М.М. Громова, В.С. Гризодубовой, рекордными перелётами В.К. Коккинаки, А.Б. Юмашева и других авиаторов.

И как показало время, главным итогом работы специальных школ, и школ ВВС в частности, их вкладом в укрепление и развитие наших Военно-Воздушных Сил и авиации в целом, авиационной техники и промышленности – были люди. Они выросли из юных питомцев спецшкол и на протяжении нескольких десятилетий составляли костяк самых надёжных кадров ВВС, ПВО и других видов Вооруженных Сил страны.

Спецшкола оставила в душе каждого её выпускника глубокое, неизгладимое нравственное впечатление. Несомненно, что основная заслуга в хорошем образовании и воспитании выпускников спецшкол ВВС принадлежит командно-преподавательскому составу школ. Это им, нашим учителям и воспитателям, мы обязаны всему хорошему и доброму, что сохранилось в наших сердцах и душах со времён «спецовской» юности. Каждый из них оказывал определённое влияние на нравственный облик учащихся. И потому –  первый свой поклон и благодарность мы адресуем именно им.

По всем документам, которые нам довелось «поднять», за время своего существования только специальные школы Военно-Воздушных Сил выпустили около 40 000 учеников, многие из которых стали командирами и инженерами авиационных воинских частей и подразделений, руководителями и работниками Гражданской авиации, крупными специалистами авиационно-космической промышленности.

Около ста выпускников стали генералами, многие питомцы спецшкол носят почётные звания заслуженных деятелей науки и техники, защитили кандидатские и докторские диссертации, являются лауреатами Государственных премий.

В числе выпускников школ есть также и люди искусства: кинорежиссёр народный артист СССР И.В. Таланкин, народный артист СССР Б.Т. Штоколов, профессор Московской консерватории народный артист СССР Е.Г. Кибкало. Учился в спецшколе ВВС кинорежиссёр и популярный актёр Л.Ф. Быков, поставивший один из наиболее удачных фильмов о лётчиках на войне «В бой идут одни «старики». А также Герой Социалистического Труда, член-корреспондент РАН, основатель МНТК «Микрохирургия глаза» С.Н. Фёдоров.

Ветераны – выпускники спецшкол ВВС продолжают передавать славные традиции старших поколений. Они всегда были и остаются образцом нравственности, патриотизма, носителями высокой духовности, которые лежат в основе российской офицерской традиции.

Не случайно опыт наших спецшкол был перенят в Соединенных Штатах Америки. Как пишет в своих   воспоминаниях генерал-полковник авиации  В.Я. Кремлёв, посетивший США с целью изучения системы подготовки авиационных специалистов, американцы создали несколько десятков средних школ с авиационным уклоном. Срок обучения в них – 12 лет. В 9 и 10-х классах наряду с основными предметами изучаются и авиационные дисциплины. Ученики 11 и 12-х классов проходят хорошую лётную практику и с окончанием обучения получают любительские права пилота. «Трудных детей, –  пишет В.Я. Кремлёв, – не стало. Одновременно готовится резерв для подготовки лётных кадров военной и гражданской авиации».  Весьма знаменательно, не правда ли?

 

Опубликовано: «Роман-журнал ХХI век», № 5, 2017