Афганская война: верно понятый исторический императив и просчеты в его реализации

Дмитрий Епишин,
аналитик, публицист, писатель, член Союза писателей России

 

Позвольте напомнить историческую ситуацию, в которой принималось решение о вводе ограниченного контингента советских войск в Афганистан.

В апреле 1978 года в Афганистане произошла «Апрельская революция» – свержение диктатуры Мухаммеда Дауда, который до этого, в июле 1973 года совершил государственный переворот, свергнув падишаха и монархию, установив формально республиканское правление.

В результате «Апрельской революции» к власти пришли представители левацкой Народно-Демократической партии Афганистана (далее – НДПА), которая поддерживала контакты с СССР. Для советских представителей этот переворот стал полной неожиданностью. Премьер-министром Афганистана стал Нур Мухаммед Тараки, его заместителем Бабрак Кармаль, а министром иностранных дел Хафизулла Амин. 5 декабря 1978 года был подписан Договор о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве, Советский Союз направил в страну своих советников. Однако в партии существовали две фракции: «Парчам» («Знамя») и «Хальк» («Народ»), между которыми имелись как этнические, так и идеологические противоречия. В частности, «Хальк» формировалась из представителей наиболее крупного этноса Афганистана – пуштунов, а «Парчам» преимущественно из таджиков – второго по величине этноса в стране. Если учесть, что пуштуны до этого занимали привилегированное положение, то вопросы этнической принадлежности при распределении властных полномочий вышли на первый план.

Уже в конце июня 1978 года начались репрессии против «парчамистов», ослабившие партию и создавшие в стране обстановку нестабильности. Внутри страны руководство проводило политику пуштунизации и реформ в антирелигиозном и социалистическом духе, но без должной продуманности и учёта психологических особенностей населения. Всё это привело к тому, что в северных провинциях стала складываться этнорелигиозная оппозиция режиму, поддерживаемая из Пакистана, где имелись базы для подготовки боевиков. В марте 1979 г. в провинции Герат вспыхнуло крупное антиправительственное восстание, которое было подавлено силой оружия. После этого восстания конфликт с исламской оппозицией перерос в гражданскую войну. Обстановка в соседнем государстве грозила серьезной дестабилизацией и советское руководство взвешивало варианты воздействия на нее.

Следует отметить, что вариантов было немного. Те прежние немалые экономические вложения в Афганистан, которые планомерно осуществлялись в 60-70 годах, хотя и породили чувство дружбы к советскому народу у афганцев, но не привели к распространению нашего влияния на правящие круги страны. Родоплеменная организация афганского общества требовала планомерной и многолетней работы с главами племен, но такой работы нами не велось. К тому же НДПА, которую мы поддерживали, также не имела серьезного влияния на местах и сделанные ею ошибки едва ли можно было исправить путем мирных переговоров. К тому же не надо забывать, что за кризисом стояли англосаксы, которые в духе своих традиций плодотворно работали с вождями и не дали бы кризису потухнуть. Поэтому с самого начала рассматривался только вопрос о применении вооруженных сил.

Недостаточное знание афганских реалий привело к тому, что было принято ошибочное решение о введение ограниченного контингента в целях свержения Х. Амина и установления полицейских функций в населенных пунктах.

Этнорелигиозный фактор в мобилизации населения на борьбу против оккупантов был недооценен. Серьезным просчетом была и недооценка действий спецслужб США и Великобритании, которые смогли превратить конфликт в широкомасштабную партизанскую войну.

Однако было бы неверно говорить, что советское руководство приняло неправильное решение. Как раз наоборот, в Москве правильно оценили угрозу появления в Афганистане недружественного режима как проигрыш в геополитическом раскладе сил. Необходимость противодействия этой угрозе превратилась в глазах советского руководства в исторический императив.

Другое дело, что независимо от замысла операции началось стремительное втягивание ограниченного контингента советских войск в гражданскую войну.

По сути дела, афганская война подвела черту под стратегическим мышлением на уровне доктрины пролетарского интернационализма. Эта доктрина, подразумевавшая опору на зарубежные силы близкой к нам идеологии, жесткой проекцией силы в виде внешних военных операций и прямолинейной работой с массовым сознанием, давала свои плоды в период реализации сталинской международной политики. Но по мере углубления мирного соревнования между двумя системами она стала устаревать. Горький афганский          опыт показал, что бороться за свои интересы нужно более современными способами.

Однако вернемся к историческому императиву. Почему удержание Афганистана в качестве дружественного государства столь важно для нашей страны.

Позаимствуем аргументы у основоположника русской геополитики, военного разведчика, генерала генштаба царской армии Алексея Ефимовича Едрихина известного под псевдонимом Алексей Вандам. С тем, чтобы поверить этому аналитику, вспомним, что он в свое время предсказал Первую и Вторую мировые войны задолго до их начала. В наше время вышел сборник работ А.Е. Вандама «Геополитика и геостратегия».

В них автор раскрывает логику и системный характер действий государств на международной арене, продиктованные их базовыми постоянными национальными интересами. На основе этого анализа он пишет о России: «Великая Северная Держава имеет всего лишь один фронт, обращенный к югу и простирающийся от устья Дуная до Камчатки». Именно на этом «фронте борьбы за жизнь» Россия столкнулась с теми силами, интересам которых противоречило продвижение русского народа и этими силами были, есть и будут англосаксы».

Именно такими качествами «англосакских» правительств, как политическая и стратегическая «дальнозоркость», последовательность в реализации принятого курса, А.Е. Едрихин объясняет превосходство наших противников над нами на театре «борьбы за жизнь». Они показали себя как закулисные мастера в организации переворотов в России, а также в натравливании на нее международных агрессоров, непременно получая с этого свои дивиденды.

Что любопытно, описывая планирование действий государств на международной арене, автор первым, намного раньше З. Бжезинского проводит параллель с шахматной доской.

«Простая справедливость требует признания за всемирными завоевателями и нашими жизненными соперниками англосаксами одного неоспоримого качества – никогда и ни в чем наш хваленый инстинкт не играет у них роли добродетельной Антигоны. Внимательно наблюдая жизнь человечества в целом и оценивая каждое событие по степени влияния его на их собственные дела, они неустанной работой мозга развивают в себе способность на огромное расстояние во времени и пространстве видеть и почти осязать в искусстве борьбы за жизнь, т.е. политике, эта способность дает им все преимущества гениального шахматиста над посредственным игроком. Испещренная океанами, материками и островами земная поверхность является для них своего рода шахматной доской, а тщательно изученные в своих основных свойствах и духовных качествах своих правителей народы – живыми фигурами и пешками, которыми они двигают с таким расчетом, что их противник, видящей в каждой пешке самостоятельного врага, в конце концов теряется в недоумении, когда им был сделан роковой ход, приведший к проигрышу партии?».

По мнению А.Едрихина, у англосаксов нет более опасного противника, чем русский народ. Именно Россия может и должна помешать им распространить свое абсолютное господство на весь мир. Исследуя восточный вектор российской геополитики, он через головы правителей азиатских государств сразу указывает на главных наших оппонентов — англосаксов. Его работы, написанные в начале 20 века, получили многократное подтверждение в дальнейшем в ходе истории и Афганистан не является здесь исключением.

Поэтому, возвращаясь к решению советского руководства о вводе войск, мы должны отметить, что оно лежало в русле интересов нашей национальной геополитики. Но в Москве тогда еще не знали, что за полгода до ввода войск, 3 июля 1979 года, президент США Джимми Картер подписал указ о секретной финансовой поддержке антиправительственных сил в Афганистане. Позже об этом же самом говорил в интервью одному французскому журналу и Збигнев Бжезинский: «…на самом деле первую директиву об оказании тайной помощи противникам просоветского режима в Кабуле президент Картер подписал 3 июля 1979 года. И в тот же день я написал ему докладную записку, в которой объяснял, что по моему мнению эта помощь повлечёт к военному вмешательству Советов». На вопрос корреспондента, не сожалеет ли он о случившемся, З. Бжезинский цинично ответил: «Сожалеть о чём? Та секретная операция была блестящей идеей. Она дала возможность заманить русских в афганский капкан, и вы хотите, чтобы я сожалел? Когда Советы официально пересекли границу, я написал президенту Картеру, по существу: “Теперь у нас появилась возможность обеспечить СССР его собственную Вьетнамскую войну”. Фактически Москва должна была вести на протяжении почти десяти лет невыносимую для неё войну, конфликт, повлёкший деморализацию и в конце концов распад Советской империи».

Генерал армии Г. Вареников говорил в интервью Интернет-порталу «Афганистан.Ру»: «Они (США) были заинтересованы во вводе наших войск больше, чем мы сами. Мы ставили перед собой цель стабилизировать обстановку, а они подготовили капкан… Против СССР развернули информационную войну, которая обернулась для нас тяжким бременем»

Таким образом, англосаксы и здесь опередили нас, придав событиям нужное им направление развития.

По ходу войны американская помощь талибам стала всесторонней. Она осуществлялась не только финансами, но и боевой техникой, оружием, боеприпасами, минами, средствами ПВО. На территории Афганистана и в Пакистане были основаны тренировочные лагеря террористов. Англосаксы взяли на себя обеспечение противников Кабула в масштабах воюющей армии.

Тем не менее, не эта помощь была главной причиной неудачи афганской операции. Решающим фактором стало отсутствие широкой поддержки афганским народом действий советских войск на территории ДРА, поскольку первоначально поставленная мирная, стабилизирующая задача, превратилась в силовую. И это тоже было крушение одной из иллюзий, порожденных доктриной пролетарского интернационализма.

Мы ушли из Афганистана, потеряв по официальным данным 14 тыс. бойцов, павшими в боях и 12 тыс. умершими в госпиталях от ранений. Американская ловушка сработала. «Афганский синдром» стал одним из сильнейших детонаторов подрыва прежней сплоченности советского общества.

Подводя черту нужно признать, что СССР в силу многих причин не мог выработать эффективных механизмов противодействия англосаксам на афганском направлении. Хотя мы ушли из Афганистана для того, чтобы освободить им место в этом капкане.

Естественно, при оценке афганской войны сложно не впасть в блуд сослагательного наклонения и не спросить себя, а что если бы мы поступили по-другому? Например, вообразим, что СССР еще до возникновения кризиса вложил сопоставимые с расходами на войну средства в агентурное и политическое «освоение» афганских правящих элит, сумел примирить «парчамистов» и «халькистов, наладил взаимоотношения с крупнейшими племенами и осуществил массированную культурно-экономическую экспансию в афганском обществе?

Такие представления реалистичны лишь для совсем иной доктрины – для доктрины «мягкой силы», которая предполагает осознание руководством страны «зон национальных интересов» за рубежом, что легализует наши устремления в международно-правовом плане и осуществление работу с такими зонами всем комплексом современных инструментов.

Однако, как Вы знаете, мы до сих пор мучительно приближаемся к этой очевидной необходимости. Ведь даже Новороссию мы не объявляем «зоной своих национальных интересов», хотя в ней живет народ с русской кровью в жилах и с русским Богом в душе.