Widgetized Section

Go to Admin » Appearance » Widgets » and move Gabfire Widget: Social into that MastheadOverlay zone

Главная » Лев Колодный встречает 90-летие

Лев Колодный встречает 90-летие

image_pdf

Вид на Москву с колокольни Ивана Великого

Лев Колодный

Сегодня любой человек, придя в Кремль, может подняться с экскурсоводом на Ивана Великого. Такая возможность появилась у народа, когда вновь зазвонили колокола и началась служба в древних церквях. В «оттепель» мне удалось получить впервые разрешение коменданта Кремля войти в железную дверь с висячим замком. Второй раз поднялся по строительным лесам, когда реставрировали колокольню при Брежневе. Третий раз сделать это смог по случаю 500-летия башни в начале нового века. Тогда Москва залечила раны, нанесенные ей в тридцатые годы, превращаясь в «образцовый социалистический город». Пять лет назад написал в «МК» четвертый раз «Вид на Москву с колокольни Ивана Великого». И вот сейчас, по случаю своего 90-летия, подняться в пятый раз не смог:  колокольня на реставрации.

«Панорама Москвы» юнкера Лермонтова

Первый раз я попал на колокольню Ивана Великого после прихода к власти Хрущева, открывшего Кремль для народа. Мечтал об этом со школы. После войны в разрушенном немцами Днепропетровске случайно попал мне в руки разрозненный четвертый том полного собрания сочинений М.Ю.Лермонтова, изданный в Петербурге «Разрядом изящной словесности Императорской Академии наук» в 1911 году. Храню эту книгу всю жизнь, где бы ни жил, как талисман, пропуск в Москву.

Школьное сочинение, написанное моим ровесником — учеником юнкерской школы — по заданию учителя словесности, поместили после писем в «Приложениях» на 345-й странице. Названия и цифры пишу не по памяти. Издатели, очевидно, сочли сочинение школьника второстепенным, я его прочитал на одном дыхании. Оно начинается так:

«Кто никогда не был на вершине Ивана Великого, кому никогда не случалось окинуть одним взглядом всю нашу древнюю столицу с конца в конец, кто ни разу не любовался этою великолепной, почти необозримой панорамой, тот не имеет понятия о Москве, ибо Москва не есть обыкновенный большой город, каких тысяча…»                                                                                

Кончалась «Панорама Москвы», подписанная «Юнкером Л.Г. Гусарского полка Лермонтовым», столь же решительным утверждением: «Нет! Ни Кремля, ни его зубчатых стен, ни его темных переходов, ни пышных дворцов его описать невозможно… Надо видеть, видеть… надо чувствовать все, что они говорят сердцу и воображению».

Мне захотелось непременно приехать в Москву, увидеть Кремль, колокольню Ивана Великого, куда поднимался Лермонтов, чтобы написать сочинение по заданию учителя.

Пять лет ходил я в старое здание Московского университета на Моховой мимо закрытых ворот Кремля. Его даже фотографировать не разрешала милиция, засвечивая пленку тем, кому удавалось сделать невинный снимок.

Музыка, умолкнувшая в 1918 году

Став журналистом, по «вертушке», правительственному телефону в редакции, попросил коменданта Кремля разрешить мне пройти по следам Лермонтова. Добавил, что на колокольню поднимался в захваченной Москве Наполеон с маршалами. Этим доводом генерал-лейтенанта убедил.

В сопровождении сержанта с погонами КГБ я оказался за железной дверью в белокаменной, без окон, палате со стенами пятиметровой толщины. В этих опустошенных стенах веками молились в церкви Ивана Лествичника. Святой, чье имя носит колокольня, в «Лествице райской» призывал верующих подняться по 30 ступеням духовной лестницы в рай.

Мне предстояло подняться до верхнего яруса по 131-й ступени и еще выше, чтобы попасть в золотой купол, куда залетали в форточки голуби.  Из восьмигранника белокаменной палаты попал в другую палату, куда свет проникает сквозь узкие проемы в стене. Виды Кремля начались еще выше — где висят в проемах колокола. Осталось их на этой площадке семь, самый известный называется «Лебедь», звонарям его звуки напоминали крик лебедя. Весит колокол семь тонн. По описанию легендарного звонаря Сараджева, на башне висело 36 колоколов, больших и малых. Половину сбросили на землю «воинствующие безбожники», бесчинствовавшие в тридцатые годы.

Звон колоколов вдохновил Лермонтова сочинить такие слова о Москве: «Как у океана, у нее есть свой язык, сильный, звучный, святой, молитвенный. Едва проснется день, как уже со всех сторон, со всех златоглавых церквей, раздается согласный гимн колоколов, подобно чудной фантастической симфонии Бетховена. О, какое блаженство внимать этой неземной музыке, взобравшись на самый верхний ярус колокольни Ивана Великого, облокотясь на узкое мшистое окно, к которому привела вас истертая скользкая витая лестница». Звуки смолкли с 1918 года, когда Кремль стал резиденцией правительства большевиков. Лестница, конечно, осталась витой, но мшистого окна я не увидел.  Как Лермонтов нашел вблизи башни купола Василия Блаженного, сравнив храм с Вавилонской башней. Среди сомкнувшихся крыш нашел себе заметное место Воспитательный дом, сохранившийся со времен Екатерины, «коего широкие голые стены,  симметрически расположенные окна и трубы и вообще европейская осанка резко отдаляются от прочих соседних зданий, одетых восточной роскошью и испиленных духом средних веков».

Среди моря крыш узкой полосой просматривается единственная улица — Тверская,  застроенная по «сталинскому Генеральному плану реконструкции города Москвы» шести-, восьмиэтажными зданиями. Такой высоты жилые дома рекомендовал московским архитекторам строить Сталин. Его, загоревшего на Кавказе, я увидел среди соратников на Мавзолее во время демонстрации 7 ноября 1951 года на Красной площади.

Чтобы его увидеть, колонна строителей университета пешком прошла с Ленинских гор с транспарантами и знаменами. Гремела музыка духовых оркестров, из репродукторов звучали призывы к «победе социализма в одной отдельно взятой стране». Все ликующие звуки заглушал рев толпы, славящей вождя. Он подносил руку к голове в знак приветствия и улыбался всем, похожий на доброго дедушку. Никто на площади не знал, что в это время шли аресты и Сталин готовит расправу над «убийцами в белых халатах».

Впервые я увидел Москву, когда она застраивалась высотными зданиями. И сам оказался в самом высоком из них. По голым кирпичным этажам ходил с нивелиром и теодолитом геодезиста. Утром дорогу мне и вольнонаемным рабочим преграждала колонна заключенных, сопровождаемая охранниками с собаками.

Громкоговорители над стройкой разносили слова  песни про Ленинские горы:

Когда взойдешь на Ленинские горы,
Захватит дух от гордой высоты.
Во всей красе предстанет нашим взорам
Великий город сбывшейся мечты… 

У меня тогда дух захватывала другая картина. С высоты видел на склоне Ленинских гор почерневшие от времени избы села Воробьева, давшего название горам. За Москвой-рекой, делавшей крутой поворот, простирались заливные луга и чернели избы еще одного села — Лужники.

С высоты Ивана Великого не увидел многое из помянутого Лермонтовым. В Кремле исчезли Чудов и Вознесенский монастыри, Малый Николаевский дворец, где Николай I принял освобожденного из ссылки Пушкина. Земля понадобилась для Военной школы имени ВЦИК. Ее здание с залом на 1200 мест стало 14-м корпусом Кремля.

Не нашел в панораме Москвы Сухареву башню, которую Лермонтов назвал «четырехугольной сизой фантастической громадой». Не стало в гуще домов Симонова монастыря, «примечательного особенно своею почти между небом и землей висевшею платформой, откуда наши предки наблюдали за движением приближающихся татар». Заодно с церквями стерли с лица земли Красные ворота… Из 800 церквей и часовен снесли половину. В чем преуспел Хрущев, руководивший до войны Москвой в паре с Кагановичем. Одной рукой они снесли храм Христа, колокольни и храмы, другой рукой под землей сооружали лучшие в мире станции метро.

Хрущева сбивчивую речь, без бумажки, я услышал под землей на открытии станции метро «ВДНХ», сооруженной по его желанию «без архитектурных излишеств». Видел в Кремле на Соборной площади. Он шел из Большого Кремлевского дворца в здание бывшего Сената, где находись кабинеты высшего руководства СССР. Хрущев двигался среди народа, охотно отвечал на вопросы и сам их задавал, поражая невиданным прежде демократизмом и доступностью. Узнав, что одна женщина приехала в Москву  из Донбасса, обрадовался: «Землячка моя».

В панораме Москвы предстают самые знаменитые постройки Хрущева. Вдали — чаша стадиона в Лужниках, вблизи под колокольней — застекленный прямоугольник Дворца съездов. В этом дворце Хрущев обещал через 20 лет построить в стране коммунизм. Московские остряки назвали дворец в окружении соборов с золотыми куполами «стилягой среди бояр». (Эту остроту повторил Борис Ельцин, придя в Москве к власти, обещав построить Народный дом, филиал Малого театра, новое здание МГК партии…)

Купол Храма Христа и Обелиск Победы

В панораме города мало что напоминает о времени Брежнева, не занимавшегося много лет столицей. Что не помешало ему призвать «сделать Москву образцовым коммунистическим городом». Появились при нем здания ЦК в Китай-городе, КГБ на Лубянке, Министерства обороны на Арбате, МВД на Садовом кольце.

На это я обратил внимание Ельцина, когда он явился в редакцию «Московской правды», где многое пообещал и не сделал ничего. Единственная его заслуга — не мешал Лужкову и Ресину воссоздать храм Христа, восстановить церкви и монастыри, открывать музеи, памятники, театры. На что прежде Москва не имела права.

Поэтому сейчас вижу с колокольни на стометровой высоте купол храма Христа — выше всех в городе. Вижу парус каравеллы памятника Петру Зураба Церетели и обелиск Победы на Поклонной горе его же. Что меня безмерно радует. Много лет на страницах «МК» призывал правительство города не слушать «ревнителей старины», ратовавших не «множить «новоделы», не воссоздавать храм и дворцы в Коломенском. Они рьяно требовали снести памятник Петру и не строить «памятник Сталину» на Поклонной горе. Юрий Михайлович в «МК» пять лет назад написал, что «все эти выдумки опровергал Лев Колодный».

Идея Владимира Путина

Президент России порадовал меня несколько лет назад идеей. «Такая возникла идея — не восстанавливать этот новодел (14-й корпус), а наоборот, восстановить исторический облик этого места с двумя монастырями и церковью. Я сразу хочу сказать, что я ни на чем не настаиваю; это идея, предложение».

Не удалось претворить замечательную идею в жизнь. Как я полагаю, борцы с «новоделами» не дали вернуть Кремлю Чудов и Вознесенский монастыри, Малый Николаевский дворец. На их месте, на месте 14-го корпуса, образовалась пешеходная зона с фонарями и скамейками, где мало кто ходит. Под ногами в земле под стеклом освещаются камни фундаментов исчезнувших памятников…

Павел ГУСЕВ,
главный редактор газеты «Московский комсомолец»,
председатель Союза журналистов Москвы:

— Мастер журналистики, писатель, историк, литератор, исследователь, открыватель — сегодня празднует юбилей человек поистине легендарный, в котором соединились самые высокие просветительские таланты. Льву Ефимовичу Колодному — 90.

Его сочинения, сошедшие со страниц газет и журналов, книг, известны миллионам. Его многолетнее исследование жизни и творчества Михаила Александровича Шолохова привело к феноменальному результату: Лев доказал, что «Тихий Дон» написан рукой великого русского писателя, и тем самым отстоял его имя.
Лев — настоящий патриот нашего города, он признанный его летописец, его фирменная история столицы — в лицах удивительных людей, которые в разное время жили, творили и прославляли Москву, руководили, строили и создавали ее неповторимый облик.

Я бесконечно рад, что основные работы Льва Колодного опубликованы на страницах нашей газеты «Московский комсомолец», где он уже долгие и долгие годы является обозревателем,
и что его талантом наслаждаются сотни и сотни тысяч наших подписчиков не только в Москве, но и в самых разных городах в России и за рубежом.
Его «хождение в Москву» продолжается. Наш коллега полон сил и энергии.
Я верю в его творческое долголетие и высочайший профессионализм, и годы тут не властны
.