План был прост и прекрасен.
Я и мой муж, хорватский журналист Роберт Валдец,
решили на выходные поехать в Косово
посмотреть православные сербские монастыри.
Чем не репортаж?
А главное, чистая правда.
Перед границей я даже не волновалась. Ну, не пустят меня, развернусь и уеду. А впустят, увижу православные святыни. В автобусе албанский пограничник лениво взял мой паспорт, вставил в компьютер, и глаза у него полезли на лоб. Нас выдернули из автобуса и заявили, что мне запрещен въезд в Косово. Ну, не хотите – не надо. Насильно мил не будешь. Но паспорта они крепко держали в руках. «Наверное, это ошибка, – ласково улыбнулся пограничник. – Сейчас напишу запрос в Приштину и вас впустят. Посидите в моей комнатушке, тут прохладно».
Муж балагурил с пограничниками и курил сигарету за сигаретой. А я чувствовала себя мухой, медленно умирающей на клейкой ленте на прилавке. Жара под 35 градусов. Спустя два часа нам велели выйти на улицу. «Вас ждет полицейская машина, – сказал все тот же пограничник. – Отдайте ваши телефоны. Вы едете в Митровицу. Там вас допросят. Ничего страшного». Но их отношение ко мне неуловимо изменилось. Они напряглись, когда я рылась в сумке, и придвинулись ближе. В какой-то безумный момент я решила рвануть к сербской границе. Всего двадцать метров, и свобода, такая близкая и недостижимая. Увы!
Вот мы уже в машине, несущейся на полной скорости к Митровице. Потом полицейский участок. Из машины нам запрещено выходить, и я истекаю потом. Я жадно смотрю на розы во дворе. А вдруг я больше никогда не увижу розы?! Ясно, что полицейские ждут кого-то поважнее и даже ясно кого. Наконец мы видим двоих молодых крепких мужчин в черных джинсах и рубашках. Почему все ребята из западных спецслужб одеваются одинаково и считают себя незаметными? Да они выглядят как крокодилы в пруду с золотыми рыбками! «***** приехали», – коротко говорю я мужу. «Да, их за километр видать», – соглашается он.
Полицейская комната, куда нас привели. У нас отобрали все вещи. Как странно чувствовать себя женщиной, у которой даже нет зубной щетки. Я хочу привстать со стула и слышу короткий приказ: «Сидеть». Я прошусь в туалет, меня отправляют под конвоем. Входят «наши» ребята в джинсах. «Мы обычная полиция», – заверяют они. «Ага, – думаю я. – Вы меня что, за дуру принимаете?». Я готовлюсь к изнурительной словесной битве и внимательно оцениваю противников. Лица умные. Профессионалы. Прекрасные манеры. «Вы хотите кофе?» «Да, пожалуйста, с сахаром».
Теперь атака. Они удивительно много обо мне знают. За такой короткий срок? Немыслимо даже для умников.
У меня свои догадки, откуда, но я оставлю их при себе.
«Вы сделали два интервью с Лавровым?» «Вас приглашал президент Сирии Башар Асад?» «Когда вы брали интервью у Радована Караджича?» «Вы встречались с Марин ле Пен?» «Почему вас депортировали из Молдавии?» «Вы брали интервью у президента Додона?» «У вас есть связи с Министерством обороны России?» «Комсомольская правда принадлежит государству?» «Где вы познакомились с вашим мужем?» (О, Боже! Вечный вопрос! В Пакистане!) «Вы работали в Донбассе? Что вы там конкретно делали?»
Теперь – деликатное прощупывание.
– Не для записи, – доверительная интонация. – Как там сейчас дела на фронте?
– Тяжелые бои. Но российская армия медленно, но уверенно продвигается вперед.
– Кто победит, на ваш взгляд?
– Нет сомнения, Россия победит, – искренне восклицаю я. – Это абсолютно.
– А в чем причина конфликта?
– Мы не хотим видеть танки НАТО у себя. Россия требовала нейтралитета Украины. Законное требование.
И тут я вижу, что мой собеседник «заводится»:
– Как все это напоминает ситуацию в Косово! Россия утверждает, что русскоязычное меньшинство в Украине ущемляется в правах.
Но то же самое твердит сербское меньшинство здесь, в Косово. Хотя сербы получают две зарплаты: и у нас, и в Сербии. Они не платят коммунальные платежи. Они свободно исповедуют свою религию. Почему-то русские представляют албанцев религиозными фанатиками. Но запомните: у нас светская страна. Я мусульманин, но я спокойно пью пиво. Мы не фанатики. Но почему-то русские не хотят писать правду.
– А у нас есть возможность ее писать? – с иронией спрашиваю я. – Я вижу, как тепло в Косово принимают русских журналистов. Что ж, я с удовольствием возьму интервью у вашего премьера.
– Это зависит от ваших вопросов.
– Нет, извините, – смеюсь я. – Все зависит от его ответов.
Его интонация меняется с доверительной на задушевную.
– Давайте честно, открыто, – говорит мой собеседник. – Вы ведь работаете на русскую разведку?
– Нет, – спокойно отвечаю я. – Я журналист, и все мои материалы можно прочитать в открытом доступе.
– И все-таки, давайте откровенно. Мы же все про вас знаем.
Я прекрасно знаю этот прием разведчиков. Со стороны вопрос «Вы работаете на спецслужбы?» выглядит глупым. Какой дурак скажет «да». Тут возможность «прокачать» человека на эмоции. Любая реакция важна. Вы отвечаете «нет», а на вас смотрят с мягкой укоризной. Мол, покайся, облегчи душу. Вы опять говорите «нет», а вам смеются в лицо. Вы начинаете нервничать. Да что ж такое?! Я говорю правду, а на меня смотрят, как на идиотку.
В девять вечера я поняла, что дела наши идут плохо. Мне предложили принять препараты от давления: «У вас их полная сумка».
Нам купили сэндвичи. «А разве мы не сможем после допроса поесть?» – спрашивает мой муж. «Давайте не будем гадать. Приштина готовит ответ. Вам ЛУЧШЕ поесть». (Я всегда исповедую на войне тюремный принцип. Можешь сходить в туалет? Иди. Можешь умыться? Умывайся. Предлагают еду? Давись, но жри. Неизвестно, когда ты поешь в следующий раз.)
Откуда мне было знать, что наша свобода и сама жизнь висит на волоске. Что уже в девять часов вечера министр косовской полиции сообщил, что полиции удалось арестовать знаменитую русскую шпионку. Что все косовские соцсети аплодируют ему: «Браво, наш министр! Мы должны сдать ее Украине согласно международному закону, потому что она на фото в униформе с русскими наемниками». «Хорошая работа! Но мой совет: отдайте ее американцам, потому что они знают, что надо делать. Они ее упакуют и пошлют на Украину». Что это умная и хорошо организованная провокация, тут же растиражированная во всех мировых СМИ.
Не знаю, почему весы все-таки качнулись в нашу сторону. Но внезапно нас снова усадили в полицейскую машину аж с тремя служивыми в бронежилетах и повезли к границе. Впереди ехал БТР. Я напряженно прислушивалась: один роковой звонок может все изменить. Уже на границе нас тридцать минут не выпускали из машины. Потом мне сунули под нос какую-то бумагу и велели расписаться. За что я расписалась, понятия не имею. Только потом нам вернули вещи, документы и депортировали. Дальше мы попали к сербам, которые так и не смогли найти в наших паспортах штамп о депортации.
Час ночи. Пустая граница. Как и куда выбираться? «Какой ближайший город? – спросила я сербских братьев. «Рашка». Какое чудное название! А как ласкает слух! Это знак. Уже глубокой ночью, помотавшись с таксистом по окрестностям Рашки в поисках комнаты, мы наконец нашли место. Только в Сербии можно ввалиться в два часа ночи в гостиницу и увидеть кафе, полное пожилых мужчин, неторопливо потягивающих ракию. «Несите ракию и хоть что-нибудь пожрать. Я русская!» – закричала я. «Да что вы так волнуетесь! Сидите хоть до утра в каване. Мы никуда торопимся». Война войной, стрельба стрельбой, но в нашей сербско-русской Рашке мы всегда стукнемся стаканами и лбами с криком: «Живели!» Будем жить, ребята!