Вспоминаем Владимира Максимова – писателя и редактора журнала “Континент”

На кладбище было тихо, солнечно. Все было скромно. Возложили не один, а два венка – от “Российской газеты” и журнала “Континент”, который в 90-е годы Максимов передал Виноградову. Сходили на могилу Александра Галича. Максимов с Галичем были друзьями. И кресты на их могилах одинаковые – черные, восьмиконечные.

Потом поехали к вдове Максимова Татьяне Викторовне. Помянули Владимира Емельяновича… На кладбище Сент-Женевьев, где покоятся останки многих русских эмигрантов, начинаешь понимать, что такое “русская судьба”. Вот на одном из крестов написано: “Так было угодно Господу Богу”. Что угодно? Чтобы русский человек умирал на чужбине?

“Гении рождаются в провинции, а умирают в Париже”. Владимир Максимов прошел этот путь с небольшой поправкой: родился он все-таки в Москве 27 ноября 1930 года (умер в Париже в 1995 году). Но вся его близкая родня – мать, отец, сестра отца – выходцы из Тульской губернии, из Узловского района.

Вернувшись в Москву, стал одним из ведущих сотрудников журнала “Октябрь”, которым руководил Всеволод Кочетов, находившийся в оппозиции к “Новому миру”. С этого времени начинается неизбывное противостояние Максимова и либеральной интеллигенции.

В стратегии поведения Владимира Максимова в среде столичной интеллигенции 60-70-х годов было много общего с поведением Василия Шукшина. Оба они отчасти играли в таких “изгоев” в кругу рафинированной, исповедовавшей западные ценности художественной интеллигенции. Мол, не интеллигенты они, а из “простых”. С другой стороны, в судьбе Максимова было много от биографии Горького – такой же бродяга, бунтарь, самоучка…

И в прозе Максимова явно прослеживается горьковская традиция – автобиографизм, “ницшеанство”, интерес к маргинальным людям, которые “выломились” из нормального общества и не находят себе места на земле.

Максимов всегда был внутренним бунтарем, даже когда шел на явные компромиссы. В 1963 году стал членом СП СССР, первые его тексты (повести “Мы обживаем землю”, “Жив человек”, “Баллада о Савве”) были вполне в духе “соцреализма”. Но при этом он стал печататься в Самиздате и русских эмигрантских журналах, в издательстве “Посев” с его откровенной антикоммунистической направленностью. В 1973 году его исключили из Союза писателей “за политические взгляды и творчество, несовместимые со званием советского писателя”. Выехал с женой во Францию (формально на год, оказалось, что навсегда). В 1975 году по личному указанию председателя КГБ Юрия Андропова был лишен советского гражданства.

К тому времени он возглавил главный журнал эмиграции “третьей волны” “Континент” (название придумал Александр Солженицын). Здесь печатались Сахаров и Солженицын, Аксенов и Лимонов, Виктор Некрасов и Венедикт Ерофеев, Владимов и Войнович и многие другие, чьи тексты трудно представить рядом на страницах одного журнала.

А когда грянула “перестройка”, развалился СССР и случился расстрел Белого дома, Максимов снова оказался в оппозиции и печатался в коммунистической газете “Правда” с гневными “антиельцинскими” статьями. Его упрекали в беспринципности, “идейной капитуляции”, но это была неправда. Причиной здесь был его патриотизм и боль за судьбу родины, от которой он не отлепился душой и в эмиграции. И еще – обостренная совесть и некоторое чувство вины, которое так точно и емко выразил философ Александр Зиновьев: “Мы целили в коммунизм, а попали в Россию”.

Судьба Максимова – пример большого писателя и просто крупного русского человека ХХ века, мятущегося в поисках правды и самого себя. Такова и его лучшая проза – роман “Семь дней творения” и дилогия “Прощание из ниоткуда” и “Чаша ярости”. Максимов навсегда останется в истории русской литературы.

Павел Басинский