На запрос “Павел Гусев” “Википедия” выдает: “Советский и российский журналист, медиаменеджер, общественный деятель, главный редактор и владелец газеты “Московский комсомолец”, председатель Союза журналистов Москвы, член Общественной палаты РФ, член Совета при президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества, председатель Общественного совета при Министерстве обороны РФ” и т.п. Мы с ним, однако, условились обойти в этот раз стороной его редакторскую, предпринимательскую, общественную деятельность, а поговорить… ну, например, об охоте на льва в африканской саванне. Или об игре в гольф с представителями московской знати. Или о коллекционировании редких и ценных книжных изданий. Словом, о тех дорогих увлечениях и забавах, какие может позволить себе состоятельный, уже немолодой, но не теряющий вкус к жизни мужчина.
Без информационного повода обращаться за интервью к человеку, чья профессия – информация, я бы себе не позволил. Но повод имеется: Гусеву исполняется 75 лет, из которых более тридцати мы с ним знакомы.
Уже не хочется быть руководителем
– На сколько лет ты себя ощущаешь?
– Примерно на пятьдесят – пятьдесят пять, не больше.
– Тем не менее прожито семьдесят пять… Чего УЖЕ не хочется?
– Мне уже не хочется быть руководителем. Я имею в виду занимать должность, которая связана со СМИ. Я ведь в 90-е был министром московского правительства. Причем первым в ту пору министром по СМИ. Сейчас меня уже не тянет быть ни министром, ни вообще чиновником. Мне интересно заниматься тем, чем я занимаюсь – делать газету, выступать в защиту журналистов и журналистики. В частности, я считаю, что нельзя уничтожать традиционные СМИ в угоду моде на цифровые. Это ни к чему хорошему не приведет.
– А чего ЕЩЕ хочется?
– Путешествовать. Ездить, ездить и ездить. Бывать в тех странах, где пока не бывал, пробовать экзотические кушанья и напитки, любоваться необычной архитектурой. Я очень люблю архитектуру малых стран. Смотрю и оторваться не могу. Восхищаюсь. А вот на охоту я реже стал ездить. Я сократил свои охотничьи поездки процентов на семьдесят. Вперед у меня вырвались туристические поездки. Это чисто этнографический туризм для расширения кругозора, понимания, как живут другие народности, каковы их обычаи, нравы, традиции. Я побывал в 153 странах. Объехал практически всю Африку и Азию, и Австралию, и Новую Зеландию. Все это пешком. Где-то на машинах, где-то по горам, где-то на лодках. И Россию всю объехал. Практически нет таких уголков в России, где я не бывал. Все эти поездки были в основном связаны с охотой.
Трофейного слона я искал 11 дней в тропических джунглях Камеруна
– Что для тебя охота?
– Это важная и необходимая часть моей жизни, а не просто досуг. Это и стиль жизни, и образ жизни, и способ познания мира.
– Тебе никогда не было жалко убитого тобой зверя?
– Охотники не говорят “убить”. Они говорят “добыть”. “Я сумел, зорьку отстояв, добыть пять уток”. Или “я ходил на медведя и в результате добыл его”. Иногда употребляется слово “отстрелял”.
– А давно ты увлекся охотой?
– В пятнадцать лет. Я учился в девятом классе и очень хотел стать геологом. Я же геолог по первой профессии, как ты знаешь. Ну вот, в девятом классе я поехал в экологическую экспедицию на полтора месяца. Работал там поочередно то поваром, то коллектором. В команде было человек десять-двенадцать, и надо было всех кормить. Ну, еда была какая? Макароны, тушенка, какие-то крупы… Нам это быстро осточертело. И тогда мы с приятелем начали охотиться на дроздов, уток и прочую дичь. И часть добытого шла в готовку. Вот с этого началось. Вдобавок ко всему я увлекался путешествиями, а все путешественники были в той или иной степени охотниками. Значит, и мне, решил я, надо заняться охотой. А потом, в середине 80-х годов, я вдруг узнал, что существует трофейная охота. Не просто охота, чтобы что-то добыть и, грубо говоря, сожрать, а охота трофейная. И еще я узнал, что раз в год все профессиональные трофейные охотники собираются в США. В те времена они собирались в предместьях Лас-Вегаса и в Лас-Вегасе. Я туда полетел. И когда я увидел там то, что увидел, я чуть не чокнулся, настолько все это меня захватило. На следующий год я купил себе несколько трофейных охот в Африке. И вступил в международный сафари-клуб, оказавшись в нем первым русским.
– Что требуется для вступления в этот клуб?
– Начиная охотиться, ты подтверждаешь, что обязуешься следовать правилам трофейной охоты. Ты не стреляешь самок, не стреляешь детенышей. Ты ищешь такие трофеи, которые разрешены. Там целая система регламентаций, включая размеры рогов, бивней и т.п. Так ты становишься участником трофейной охоты. Она стоит немалых денег. И ты едешь в те страны, особенно африканские, где твои деньги помогают сохранению жизни людей и животных.
– Найти “кандидата” в трофеи труднее, чем добыть?
– Да, иногда это самое трудное. Но трофейная охота всегда проходит с профессиональным охотником. Ты не можешь на трофейную охоту пойти самостоятельно. Можешь только с профессиональным охотником, и только профессиональный охотник, после долгих советов с местными егерями, говорит: вот этот зверь – трофейный, можно попытаться его добыть. Но по большей части они говорят: нет, идем дальше. Трофейного слона я искал 11 дней в тропических джунглях Камеруна. Влажность была почти 100 процентов, а температура воздуха – под 50 градусов, и за 11 дней я потерял 14 килограммов. Еще очень сложна горная охота. Поднимаешься на высоту три тысячи, иногда до четырех тысяч метров, и эта охота на выносливость. Я часто участвовал в горных охотах, имею хорошие трофеи.
– Что такое “хорошие”? Есть вещественные признаки хорошего трофея?
– Конечно. У оленя это рога. У слона – бивни. У кабана – клыки. Размер рогов, бивней, клыков – критерий хорошего трофея, предмет гордости охотника. И каждый охотник пытается добыть уникальный трофей, чтобы попасть в Книгу трофеев.
– А что, ведется учет трофеев?
– Да. И международный учет, и у нас в России. Как президент российского сафари-клуба, могу тебе сказать, что мы фиксируем хорошие трофеи и издаем свой каталог.
– Волк числится среди твоих трофеев?
– Да. На волка сложно охотиться. Волк – стайное животное, и он все время перемещается. Как только волков замечают, их поскорее флажками обкладывают, иначе через два-три часа они будут уже в другом месте.
– Сколько у тебя трофеев?
– Я счет не веду. Много, сейчас поедем, и ты сам увидишь.
(Гусев повез меня в свой загородный “музей охоты” – так он называет просторный коттедж, населенный трофеями – чучелами добытых им зверей и птиц. “Смотри, вот здесь олени антилопного ряда, рядом с ними косули, серны… Вон там канадская пума… А это рысь из Румынии… Вот еще один слон, который смотрит на нас отсюда… Крокодил… Лев… Носорог… А вот глухарь – одна из самых древних птиц. В связи с тем, что она древняя и достаточно редкая, я давно прекратил на нее охоту… Этот зал я выстраивал так, чтобы можно было видеть животных с нескольких точек. Получилось три уровня. Отсюда, например, ты видишь леопарда со спины, а оттуда уже он на тебя смотрит”.)
– Охотники любят прихвастнуть. Особенно – блеснуть рассказом о каком-нибудь страшном случае на охоте, когда медведь (кабан), казалось, вот-вот навалится (вонзит клыки)… и только счастливая случайность вкупе с охотничьей сноровкой… Можешь поделиться такой же собственной историей?
– Пожалуйста. Однажды в Танзании мы ехали на машине, и вдруг профессиональный охотник говорит: “Смотри, леопард”. Леопарда днем очень редко можно увидеть. А этот вышел и прямо перед тростником стоит, метрах в 150-170. И уже хочет уходить обратно в тростник. Охотник мне: стреляй, стреляй! Я выстрелил. Ранил, не сумел первым выстрелом добыть. А леопард ка-а-ак метнулся – и в тростник. Мы подъехали, рассмотрели место. Да, видны следы крови, надо добирать зверя. Между зарослями тростника тянулось сухое русло реки, метра три-четыре шириной. Мы потихоньку поехали по нему. И вот едем-едем… И вдруг раздается рык и из зарослей выскакивает леопард, у него вся морда окровавленная, и в один прыжок он оказывается на капоте нашего джипа. Охотник мне орет: стреляй, стреляй! А мы все сидим в машине. Крыши у машины нет. Я вскидываю ружье, стреляю, промахиваюсь. И тут же делаю второй выстрел. Леопард уже находился в прыжке, но вторым выстрелом его отбросило. Он свалился прямо под машину. И там жутко рычит. Мы отъехали, а через пару минут он завершил свой жизненный путь. Мы перевели дух: обошлось… Если бы он прыгнул внутрь машины, он бы нас в клочья растерзал.
– Эти “охотничьи рассказы” содержат хоть толику правды?
– Они вполне правдивы. Собирается охотничья компания, охотники за рюмочкой любят посидеть… Собираются они, начинают вспоминать разные случаи на охоте, каждый рассказывает какую-нибудь свою историю, в которой, конечно, всегда есть некоторое…
– …привирание.
– Ну, не привирание, а некоторое преувеличение, желание приподнять значимость своего трофея. Но я не скажу, что там 90 процентов выдумки. Ее там процентов 10-15, не больше.
– У тебя большой арсенал оружия?
– Около двадцати стволов. Они на разную охоту. На африканскую. На птичью. На мелкого зверя. Есть на горную охоту специальное ружье.
– С кем нельзя ходить на охоту?
– С пьяным человеком. Это категорически исключено.
У меня собраны почти все первые издания Пушкина
– А редкие книги ты когда начал коллекционировать?
– Очень давно. Когда я получил свою первую стипендию – 35 рублей – в Московском геологоразведочном институте, я помчался в букинистический магазин. Первая книжка в моей коллекции – “Последнее путешествие Ливингстона по Африке”, издание 1876 года. Я ее купил, кажется, за 12 рублей. Тогда это большие деньги были. И вот с этого началась моя библиотека, которую сейчас многие букинисты считают одной из лучших частных библиотек. У меня собраны почти все первые издания Пушкина, все издания Лермонтова, Гоголя, Чехова. И еще масса книг совершенно уникальных. Я собирал книги с безумной страстью. Меня Илья Сергеевич Глазунов к этому сподвиг. В моем собрании чуть ли не вся литература белой эмиграции. Это двадцатые-тридцатые годы прошлого столетия. Эти книги в Париже и Нью-Йорке издавались. По ним видно, что у большинства русских эмигрантов был внутренний надлом. Они понимали, что для них жизнь закончилась. Кто-то пытался вернуться, но тогда это было достаточно сложно.
– Сколько всего книг в твоей коллекции?
– Невозможно сказать. Тысячи, тысячи и еще раз тысячи.
– Сам не знаешь сколько?
– Не знаю. И не хочу знать. Мне неинтересно считать, сколько у меня пушкинских, сколько лермонтовских изданий… Мне главное знать, что они у меня есть. Еще у меня самое крупное, это все признают, собрание книг по охоте. Собирательство охотничьей литературы – моя страсть, просто какое-то сумасшествие. Я собрал об охоте все, что только можно.
– Ты участвуешь в книжных аукционах?
– Да, конечно. В 2015 году в ЦДЛ был аукцион редких книг и автографов. Я там купил себе книжечку. Но она не редкая. Вообще редкие книги я перестал покупать. Во-первых, большинство из них у меня есть. Во-вторых, цены на эти книги уже другие, чем прежде.
– Ну, ты можешь себе не отказывать.
– Могу. Но последнее время чаще покупаю фотографии, какие-то рукописные вещи. Мне именно это сейчас интересно.
Гольф – мой вид спорта
– А кто тебя игре в гольф научил?
– Французы. Первый раз я взял в руки клюшку в 1994 году во Франции. В Москве эта игра еще не была популярна. Первое гольф-поле построил Борис Николаевич Ельцин с помощью американцев. Потом уже появился мидовский гольф-клуб. У меня были партнеры по линии бизнеса и по линии СМИ, рекламных проектов. Они и повели меня на гольф-поле. Там я понял, что это мой вид спорта. И после этого начал играть.
– Регулярно играешь?
– Я почетный президент гольф-клуба в Нахабине. И все лето играю в гольф, один-два раза каждую неделю.
Мое счастье – пять моих детей
– Тебе нравится быть на виду?
– Я привык к этому. Но никогда, как мне кажется, не выпячиваю себя.
– Кому ты завидуешь?
– Я завидую людям, которые свою жизнь посвятили изучению нашей планеты. Я завидую тем, кто океанографией занимается. Я завидую тем, кто занимается изучением животного мира. Я завидую этим людям. У них другая жизнь. Да, они не всегда бывают богатыми, не всегда бывают заметными. Но это очень интересная жизнь.
– Ты легко расстаешься с деньгами?
– Да. Хотя все же их немножечко считаю. Я из семьи, где не было лишних денег.
– Ты помнишь свой первый заработанный рубль?
– Да. Это экологическая экспедиция, девятый класс школы. Я там за два с половиной месяца заработал 87 рублей.
– На что ты охотно тратишь деньги?
– Я охотно, очень охотно, сверхохотно, до безобразия охотно трачу деньги на книги, на всяческий антиквариат. И еще охотно трачу на гостей. Я очень гостеприимный человек. Ко мне каждые субботу-воскресенье кто-то приезжает. И еще я щедро трачу деньги на еду. Это не черная икра, просто продукты питания, из которых я что-то готовлю сам. Я очень люблю готовить.
– Деньги дают свободу или закабаляют?
– Я думаю, что деньги – это большая кабала. Очень большая.
– Мой товарищ, знаменитый кардиолог Юрий Бузиашвили, считает, что мужчина, переваливший за сорок, должен стесняться своей материальной несостоятельности. После сорока стыдно быть бедным?
– Думаю, что да. Если человек за сорок лет ничего не достиг и не смог сделать свою жизнь, жизнь своей семьи, своих детей хотя бы относительно обеспеченной, то это стыдно.
– Что для тебя огорчительнее – сделать и пожалеть или не сделать и пожалеть?
– Скорее всего, не сделать и пожалеть. В моей жизни были такие моменты.
– За что тебе бывает стыдно?
– Очень стыдно бывает, когда совершаем ошибку в газете. И тогда я звоню человеку, которого мы незаслуженно обидели, приношу извинения, публикую опровержение.
– От чего ты больше всего устаешь?
– От безделья.
– Ты доверчивый человек?
– Всегда был доверчивый. Но в последнее время, мне кажется, я уже меньше доверяю людям.
– Тебя часто обманывали?
– Не часто, но бывало.
– С тобой легко договориться?
– Я всегда иду на договоренности. Лучше договориться, чем вступить в жесткий конфликт.
– Ты веришь обещаниям?
– Нет. Они очень часто бывают пустыми.
– Уверенность в завтрашнем дне входит в твое понимание счастья?
– Да.
– Жизнь когда-нибудь ставила тебя перед выбором: ради счастья пожертвовать деньгами или ради денег пожертвовать счастьем?
– Ставила.
– И что же?
– Ради счастья можно пожертвовать всем.
– Драматургу Александру Володину принадлежит фраза: “Стыдно быть несчастливым”. Это так?
– Не берусь судить. Сам я счастливый человек. Мое счастье – пять моих детей. Я безумно их люблю, и они меня тоже очень любят. И это высшее достижение в моей жизни.
