Павел Гутионтов:
…Уникальным здесь было все: и то, как его писали (трое молодых тогда юристов — Федотов, Батурин и Энтин); я не припомню другого такого закона, «инициативного проекта», как было сказано. И то, как его принимали, — скажем, проект первоначально должен был быть опубликован, а какой Главлит поставит на нем свой разрешительный штампик? Проект поэтому вывозили в Прибалтику, печатали в эстонской спортивной газете, и это, по существующим тогда правилам, делало возможным дальнейшую его публикацию где угодно. Потом проект вносили в Кремль и раздавали каждому депутату. Потом его еще надо было внести в повестку дня. Потом протащить через две комиссии Верховного Совета. Потом (согласованный уже текст) подвергался разного рода «техническим недоразумениям» — скажем, в розданном уже «окончательном варианте» вдруг не оказалось важнейших позиций; это в последний момент заметил депутат Валерий Челышев, устроил скандал, «окончательный вариант» все-таки пришлось перепечатывать и раздавать заново…
В 2012-м Батурин с Федотовым написали об истории прохождения Закона удивительную книжку — «Феноменология юридического чуда», ее можно пересказывать страницами, но воздержусь, лукаво отошлю интересующихся в библиотеку.
Соавторы Закона сделали хорошую, нерядовую карьеру. Юрий Батурин стал помощником президента России Ельцина, секретарем Совета обороны, потом дважды летал в космос, Герой России, возглавлял академический институт, членкор РАН… Михаил Федотов был замом и министром печати России, послом в ЮНЕСКО, советником президента России Путина, много лет руководил Советом по правам человека… Владимир Энтин — успешный адвокат.
Тем же творческим коллективом они создали и Закон о средствах массовой информации России, принятый в конце декабря 1991-го и вроде бы легко прошедший Верховный совет. Но уже через три дня депутаты одумались и начали вносить в свежий Закон поправки (например, журналисту вменялось в обязанность называть источники использованной информации не по решению суда, а по требованию следствия). Пресса забурлила. Президент грозил Закон в таком виде не подписать, наложить на него вето. Тогда Верховный совет вернулся к рассмотрению Закона в третий раз и от поправок отказался.
В результате этот Закон — один из долгожителей.
ИЗ БЕСЕДЫ С ОДНИМ ИЗ СОАВТОРОВ ЗАКОНА МИХАИЛОМ ФЕДОТОВЫМ:
— Михаил Александрович, я сейчас, к стыду своему, обнаружил, что у меня смешались оба Закона — союзный и российский. В чем, на ваш взгляд, их основные различия?
— Союзный закон более короткий и более декларативный. Российский Закон о СМИ в этом вопросе гораздо конкретнее: свобода массовой информации — это свобода поиска, получения, производства и распространения массовой информации, право учреждать, владеть, пользоваться, распоряжаться СМИ, право приобретать, хранить и эксплуатировать оборудование, необходимое для выпуска СМИ. А ограничения всего этого пиршества свободы можно вводить только через законодательство о СМИ, которое, в свою очередь, должно соответствовать Закону о СМИ. Вот какой юридический лабиринт был сконструирован нами в российском Законе о СМИ. В союзном Законе о печати нам такую эшелонированную оборону построить не позволили. Не будем забывать, что он принимался тогда, когда КПСС и Главлит были еще в полной силе и потому закон носит следы компромиссов с партийно-советским руководством.
— Приведите пример таких компромиссов.
— Например, в нашем инициативном авторском проекте была специальная статья, не только запрещающая цензуру, но и определяющая, что такое цензура, в чем она выражается и как именно не допускается. Но это всё выкинули на помойку, ограничившись декларацией: цензура массовой информации не допускается. В результате официальная государственная цензура сохранялась еще полтора года. Правда, Главлит переименовали в ГУОТ при Совете министров СССР — Главное управление по охране государственных тайн в печати и других средствах массовой информации. И самое прелестное, что отныне цензоры должны были выполнять свои церберские функции «на договорных началах» с редакциями. То есть редакция им еще и платила за то, чтобы те продолжали их цензурировать.
— И до какого времени это продолжалось?
— До конца 91-го, до российского Закона о СМИ. Конечно, в союзном законе есть немало и других уступок, которые нам пришлось сделать, чтобы закон все-таки был принят. Но зато потом, в российском Законе о СМИ, мы отыгрались и все эти вынужденные «недомолвки» доформулировали сполна. Например, в союзном Законе о печати был лишь намек на возможность редакции направлять в государственные органы запрос информации и обжаловать отказ вышестоящему начальнику, и только потом — в суд. Ни сроков, ни оснований отказа или отсрочки, ни порядка — ничего этого в союзном Законе не было. В российском Законе о СМИ мы это прописали вполне четко. Если редакция обращается с запросом, чиновники обязаны эту информацию представить, если только она не составляет государственную или иную охраняемую законом тайну. В случае отказа, отсрочки, нарушения сроков или порядка редакция может обратиться в суд. Я вовсе не идеализирую ситуацию, но Закон на стороне журналистов, а уж как он соблюдается — это вопрос к правоприменителю, а не к Закону. И то что в стране уже три десятилетия сохраняются независимые СМИ — это заслуга российского Закона: союзный Закон о печати давно уже утратил силу, но именно он сломал партийно-советскую пропагандистскую машину в 1990 году.
Накануне вступления в силу Закона о печати СССР главный редактор «Московских новостей» Егор Яковлев попросил меня написать об этом колонку на знаменитую тогда «страницу трех авторов». Приведу два абзаца из нее.
Самый первый:
«Какие бы законы ни принимал парламент, свобода печати не может быть большей, нежели свобода общества в целом. Мы имеем, другими словами, не только такое правительство, какое заслужили, но и такие же газеты, такое же телевидение, а также информационные агентства. И если свобода печати — это степень ее соответствия условиям, в которых она функционирует, то уже сейчас наша печать — свободней не бывает…»
И абзац последний.
«…Закон о печати, наверное, хороший закон, недаром же так сопротивлялась наша идеологическая бюрократия его принятию. Но все надежды на него будут сильно преувеличены, если не будет принят, наконец, скажем так, «закон о свободе читателя», принят и проведен в 
нашу злую, неустроенную и непутевую жизнь, о которой мы, журналисты, хотим писать только свободно и честно»…
Полностью материал Павла Гутионтова под заголовком “Отсвет юридического чуда”
читайте на сайте “Новой Газеты” по ссылке:
https://novayagazeta.ru/articles/2020/07/31/86462-otsvet-yuridicheskogo-chuda