Наверное, каждому из нас знакомо состояние, когда тебя «сбивают с ног».
Живешь размеренной жизнью – и вдруг происходит что-то настолько неожиданное, что не знаешь, как на это реагировать. Я испытала подобное два года назад, когда вдруг услышала песню Юрия Кукина «За туманом» на немецком языке.
А исполнял ее музыкант из Германии Тино Айсбреннер.
Потом мы познакомились лично, и я узнала, что Тино Айсбреннер, также поет Окуджаву, Высоцкого, Никитина, Гребенщикова и многих других наших бардов и рок-музыкантов.
В начале 90-х его группа «Джессика» занимала верхние строчки хит-парадов в Германии.
Сейчас камерные залы с думающей публикой для Тино намного привлекательнее огромных стадионов. Он любит Россию и много делает для того, чтобы отношения между нашими странами стали лучше. Он вообще из тех, кто что-то делает, и у кого есть своя позиция – не всегда удобная для большинства.
Не так давно Тино выпустил диск, где он поет собственные переводы классики русской авторской песни. Выход этого диска под названием «November» и стал поводом для приезда Тино Айсбреннера в Россию в апреле и его участия в международном проекте «Переведи меня…».
Об этом и о многом другом – в нашем интервью.
Ольга Гарина, журналист, автор международного проекта «Переведи меня…»
*****
– Тино, скажу честно, когда я впервые услышала песню Юрия Кукина «За туманом» в твоем исполнении, я подумала:
«Не может быть!» Не только потому что Кукина еще никто не пел на немецком, но и потому что фраза «А я еду, а я еду за туманом, за мечтами и за запахом тайги» – это что-то очень русское в экзистенциальном аспекте. Возможно, я не права, и слово «тайга» так же бередит душу немецкого человека, как и нашу.
О чем поешь ты в этой песне и бывал ли ты в тайге?
Сначала я отвечу на последний вопрос. В 1988 году я давал концерт на «Erdgasstrasse» (центральная молодежная стройка «Газопровод») для немецких и советский строителей, а также инженеров. Мы доехали до Рассказово, это под Тамбовом, и мне казалось, что там все похоже на тайгу. На самом деле, я вырос в ГДР, и тайга было для нас знакомым понятием.
Когда я был ребёнком, я всегда хотел попасть в Канаду и на Аляску. Сказалось влияние Джека Лондона. Когда я вырос, то поехал в Америку и два года жил у индейцев. Но при этом у меня оставалась глубокая потребность в просторах тайги. Слово «тайга» продолжает манить меня и сейчас. Возможно, потому, что я видел её во многих советских фильмах, а также потому, ты сейчас очень удивишься, когда я думаю о красотах тайги, у меня возникает ощущение чего-то родного. Потому песня Кукина так близка моему сердцу. Куда-то уйти, оставив позади все заботы, и погрузиться в одиночество – мне это очень понятно.
– А в переводах для тебя важно максимально точно донести мысль автора, полностью самоустранившись,
или чужие стихи – это всего лишь повод для вольной интерпретацию на заданную тему,
то есть для самовыражения?
Возможно, и то и другое. Есть песни, которые просто хочется перевести так, как они написаны. Например, песню Высоцкого «Про друга» или песню Кукина «За туманом». Но другие песни требуют от тебя, чтобы ты, будучи поэтом, который пишет на своём родном языке, оставил также и частичку себя в песне, свой опыт, свои чувства, свои картины, свои слова.
Именно так было с песней Розенбаума «Колыбельная». И в песне «Александра» мне надо было найти какую-то новую перспективу,
угол зрения, чтобы иметь право рассказать эту историю. Потому что я рассказываю её, будучи немцем.
И чтобы сделать её понятной для слушателя, нужно, чтобы слушатель сам в этот момент влюбился в женщину по имени Александра,
а также в незнакомый город – Москву. Нужно, чтобы он почувствовал и разделил моё уважение к этому городу. Только тогда он сможет представить себе, насколько прекрасна эта женщина. Поэтому я его погружаю и в свою историю. Также не стоит забывать, что мы, немцы, по-другому воспринимаем поэзию, нежели русские. Поэтому мне нужны свои собственные «картины». Но когда я пою: «Твоё сердце говорит: «Пушкин», моё: «Толстой», мимо памятника Ленина в «Большой театр», я сразу же заручаюсь поддержкой образованных немцев, которые ясно могут увидеть перед собой этих двух людей, могут даже представить себе, как и где они прогуливаются по Москве. Таким образом, и они попадают в эту историю.
– Ты сказал, что немцы иначе воспринимают поэзию, чем русские. А в чем эта разница?
Здесь много аспектов. История страны, величина страны, климат, традиции, травмы, менталитет…
Германия за столетия уменьшилась, Россия огромна и широка. Русская меланхолия, конечно, также сказывается на поэзии. Мы, немцы, самое позднее – со времён промышленной революции – в ходе своего становления превратились в прагматиков. Мы не встречаемся с друзьями во второй половине дня в парке, чтобы устроить пикник, как это показано в фильме «Москва слезам не верит». Мы в это время красим по-новому забор или подстригаем ограду. Мы забили в себе все проявления дикой природы. Зачем, собственно, нужно ехать куда-то за туманом? Тайги у нас нет, поэтому она и не может быть рождена в наших песнях. Если только в качестве тихой тоски поэта, который повидал мир.
– Какую из русских песен было сложнее всего переводить и почему?
Возможно, это была именно «Александра» как раз по той причине, которую я уже назвал, но также и потому, что это известная песня, написанная к прекрасному фильму. Такое хочется передать – не испортить. Поэтому я просто обязан был сделать это хорошо.
– А что в твоей жизни было раньше – песня «Александра» или фильм «Москва слезам не верит»? Ты его смотрел?
Раньше– нет, не смотрел. Я знаю фильм и песню только последние пять лет. И очень сожалею об этом. Мы слишком быстро и слишком много всего выбросили…
– Расскажи о диске «November».
Диск представляет собой запись живого концерта с фестиваля «Музыка и политика». Я там был со своей группой и международными гостями из России, Белоруссии, Украины и Чили. Мой концерт назывался «Музыка вместо войны». Я там исполнил свои собственные песни, а также – немецкие версии русских (советских) бардов. Мы были хорошо подготовлены и всё точно сыграли. Концерт был записан, и вот недавно появился и диск. Я очень рад представить его в России.
– Вернемся к твоему диску, на котором звучат три песни Булата Окуджавы.
Станислав Рассадин сказал: «Прошел оголтелый период любви к Окуджаве, наступил период любви, обремененной пониманием».
Окуджава и Высоцкий – это некие бренды, которые неплохо сейчас «продаются» в Восточной Европе, да и у нас. И мне иногда кажется, что период оголтелой любви либо не прошел, либо мы переживаем очередной ее всплеск.
Что тебе было важно ПОНЯТЬ про Окуджаву и Высоцкого, чтобы начать их переводить и петь?
И что тебе важно донести?
В первую очередь, переводы песен российских бардов необходимы для следующего: они показывают немецкой публике, что темы русской поэзии важны для нашего сердца и разума.
Во-вторых, «ренессанс» таких бардов как Окуджава или Высоцкий помогает показать людям в России и Германии, что не все темы прошлого ушли в прошлое, а, напротив, всегда есть что-то, что актуально во все времена – несмотря на то, что это было рождено в момент расцвета социализма. Это и есть те два мотива, которые, как мне кажется, очень ценные, и их нужно донести до людей.
– Наш критик, журналист и писатель Дмитрий Быков на примере песен Высоцкого сказал:
«Быть человеком – значит, выдумать себя». Ты согласен с этим утверждением?
И кто из писателей и музыкантов помог тебе выдумать себя?
По моему мнению, ни один из нас не может выдумать себя, поскольку это связано с разработкой какого-то грандиозного плана.
Но если мы заменим слово «выдумать» на слово «развить», тогда я полностью соглашусь с Быковом. Также и Высоцкий не «выдумывал» себя – он стал таким, каким мы его знаем сейчас, в процессе развития. Он работал над собой, акцентируя какие-то качества и формы выражения, при этом отсеивая другие, ненужные. В принципе, это делает каждый человек. Но для художника слова это является неотъемлемой частью ежедневной работы, потому что он хочет что-то сказать людям посредством художественного образа. Но он никогда не сможет «выдумать» себя таким, каким он не является, и заставить публику поверить в то, чего в нём никогда и не было.
– Ты прав, но я все же поясню мысль Быкова и почему он использует именно слово «выдумать», как я это поняла.
У Высоцкого есть песня «Баллада о борьбе, или Книжные дети». Она о том, что наши принципы, наши представления о жизни и смерти, о любви и свободе, о чести и предательстве, – это, во многом, пережитые ощущения от прочитанных книг. Мы читаем книги и придумываем себя. Именно придумываем, потому что сами становимся теми героями, про которых там пишут. Себя невозможно сформировать или развить, сначала себя не придумав.
Конечно, я это понимаю. Это значит что-то себе вообразить, сфантазировать. И всё же, даже когда ты мечтаешь, ты уже развиваешься. Ты же не можешь читать книгу про героев, если ты еще не научился читать? Ты не можешь научиться читать, если ты не овладел языком? Ты не сможешь взяться за чтение Толстого, если ты не испытываешь потребности следовать умным мыслям? Так, шаг за шагом ты продвигаешься дальше. И у каждой новой двери ты можешь придумать что-то новое. Но при этом ты не придумываешь себя целиком, а всё время только открываешь следующее пространство в себе, поскольку постичь ты его сможешь только с помощью опыта своего РАЗВИТИЯ.
– И все же: кто из писателей, поэтов помог тебе выдумать себя, а потом и развить?
Джек Лондон, Карл Мэй, Лизелотта Вельскопф-Генрих, Александр Дюма, Роберт Льюис Стивенсон – в детстве. Хемингуэй, Стефан Цвейг, Пушкин, Брехт – уже во взрослом возрасте.
– Не так давно закончился тур по еще одному проекту: «Брехт. Высоцкий Вэйтс».
Расскажи немного о нем. Что объединяет эти три фигуры, чем они интересны тебе, и как прошел тур?
Не было никакого другого проекта – это была такая форма тура «Музыка вместо войны» – с белорусской певицей, поэтом Ольгой Залесской, которая была гостьей моих концертов. Программа шла на немецком, английском и русском языках. Конечно же, я и Ольга также пели свои собственные песни, но главный акцент мы сделали на трех совершенно несовместимых друг с другом музыкантах из трёх различных эпох и культурных сфер. Это был большой эксперимент, попытаться соединить их вместе в одном вечере, тем более, что на концерты приходила совершенно разная публика. Но это было очень успешное турне, которое мы в будущем также планируем повторить
– Ты будешь продолжать переводить русских бардов?
Да, конечно буду. Когда я начинал только работать в этом направлении, передо мной как будто бы открылся огромный веер, и теперь я всё время обнаруживаю какие-то новые песни. Некоторые я уже перевёл, но они не вошли в диск «Ноябрь». Это и есть то пространство, которое я ещё хотел бы проработать.
Музыка является всемирным языком номер один, а также одной большой и увлекательной поездкой.
И взять с собой в эту поездку людей не только из Германии, но и из других стран, чтобы научиться понимать друг друга, – это моё главное стремление. Я строю мосты.
– А кто из наших бардов на очереди?
Юрий Визбор!
Вы запомнили, Тино Айсбреннер сказал: “Я строю мосты”?
Продолжение нашего интервью последует именно с этих слов…
Перевод Людмилы Кудренко.
При поддержке Союза журналистов Москвы
