Павел Басинский

Как относились главные юбиляры этого года  Высоцкий, Маяковский, Горький, Лев Толстой, Тургенев и Солженицын к Франции?
Ответ не такой простой.

У двух наших поэтов – Высоцкого (отмечаем 80 лет) и Маяковского (125 лет) – имя Франции связано с женщинами и… автомобилями. Франция для Высоцкого – это, конечно, прежде всего Марина Влади. В 1972 году она привезла ему в Москву его первый иностранный автомобиль – серый “Рено”. И вроде в первый же день он попал на нем в аварию.

В октябре 1928 года в Париже Маяковского познакомили с Татьяной Яковлевой – единственной женщиной, которая могла бы составить конкуренцию Лиле Брик. Поэт уговаривал ее поехать с ним в СССР, но она благоразумно отказалась. В то же время одной из целей поездки Маяковского была покупка автомобиля для Лили Брик (сам он водить не умел). Это оказался тот же “Рено”.

Но это для любителей “каравана историй”. А если серьезно, то оба поэта многим обязаны Франции в творческом плане. В Париже в 1975 году, когда у Высоцкого на родине не вышло ни одной пластинки, он благодаря Влади и ее друзьям заключил контракт со студией Le Chant du Monde, где с композитором, певцом и музыкантом Константином Казански и гитаристом Клодом Пави записал свой первый альбом. 23 песни – за три дня! Увы, студия была тесно связана с французской компартией, и под давлением Москвы готовый альбом лег на полку. Он вышел только в 1981 году, когда Высоцкого уже не стало…

На раннего Маяковского, несомненно, оказали влияние “проклятые” французские поэты, прежде всего Верлен и Бодлер. И как бы поэт ни издевался над “буржуазной” Францией в стихах и очерке “Париж”, он, конечно, любил Францию и Париж. “Я хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такой земли – Москва” (“Прощанье”).

Перейдем к прозаикам… Лев Толстой (отмечаем 190-летие), конечно, был франкофилом. Французский язык знал как родной и написал в дневнике, что иногда думает по-французски (проще сформулировать мысль). Единственным писателем, с которым он, по собственному признанию, соревновался, когда создавал батальные сцены в “Войне и мире”, был Стендаль с “Пармской обителью”. Не говоря о том, что “Анна Каренина” в строгом смысле является “ремейком” “Мадам Бовари” Флобера. Руссо и Паскаль – любимые философы Толстого. Вроде бы в юности он даже носил на груди портрет Руссо вместо крестика.

С другой стороны, Толстой воевал с французами в Крымской войне. В 1857 году во время первого заграничного путешествия он сначала бросился в Париж, но вскоре бежал из Франции, увидев публичную казнь на гильотине. Зрелище до такой степени потрясло его, что он не мог забыть о нем всю жизнь. И это тоже формировало его философию ненасилия и отрицания смертной казни.

Тургенев (отмечаем 200 лет) был абсолютным франкофилом. Любовь к Франции связывалась у него еще и с любовью к Полине Виардо. Он не только много жил во Франции, но и умер в Буживале, окрестности Парижа. Когда французские писатели провожали его тело на вокзале, где воздвигли специальную часовню, Ренан воскликнул: “Его устами глаголет Бог!” И первое зарубежное издание “Записок охотника” вышло во Франции. И нигде его не переводили так много и не ценили так высоко. Это был первый русский писатель, “прорубивший окно” в Европу. Через Францию.

Но Толстой и Тургенев – аристократы. Здесь все понятно. Куда более удивительно, что из европейских стран более всех полюбил Францию Александр Солженицын. Вот его слова: “С Францией я испытал ошибку, противоположную швейцарской: насколько там должно было мне все подойти, а почему-то не подошло, настолько Францию, живя в СССР, я всегда считал себе противопоказанной, не по моему характеру, куда чужей Скандинавии, Германии, Англии, – а вот тут стало мне ласково, нежно, естественно, – если жить в Европе, то и не нашел бы лучше страны”.

Зато у Максима Горького отношения с Францией складывались очень непросто. В 1906 году, раздраженный тем, что Франция дала царской России огромный кредит (шла первая русская революция), он написал беспощадный памфлет “Прекрасная Франция”, где изобразил страну в образе женщины “бальзаковского возраста, еще не потерявшей надежду пленять мужчин”. На вопрос, “говорит ли он по-французски”, Горький отвечает Прекрасной Франции: “Нет, сударыня, я говорю только правду”.

Однако это не помешало ему впоследствии дружить с виднейшими французскими писателями – Анатолем Франсом, Луи Арагоном и Роменом Ролланом. В 1935 году Роллан гостил у Горького в Москве. Есть забавная фотография, где они встречаются с комсомолками-парашютистками. Старички улыбаются и молчат, комсомолки что-то дерзко им говорят. Но свой “Московский дневник” Роллан запретил к публикации на пятьдесят лет, и в России он был напечатан лишь в 1989 году, отнюдь не только потому, что грянула “гласность” и стало “все можно”. В этом дневнике Роллан сравнивает Горького со старым медведем “с кольцом в ноздре, которого водят на цепи для услады публики”. Кстати, в том же самом 1935 году “великого пролетарского писателя” не выпустили в Париж на антифашистский конгресс. Так что Прекрасная Франция ответила Горькому в своей женской манере. Иронично и беспощадно.

Павел Басинский