Ольга Игоревна Кузьмина пришла в журналистику в 17 лет. Начинала с нуля, потом был красный диплом журфака МГУ, работа в главном издании страны — газете «Правда» и в газете «Труд» с самым большим в мире тиражом.
29 лет назад пришла в «Вечернюю Москву», где трудится обозревателем и доныне, заслуженно пользуясь уважением, которое выражается в том числе в присвоении Премии города Москвы в области журналистики.
Заслуженный журналист Российской Федерации.
Профессор кафедры международной журналистики преподает на кафедре международной журналистики в МГИМО, ведет семинар «Язык и стиль».
Проводит семинары по дисциплинам «Теория и практика массовой информации (Мастер-класс журналиста)» на 1 и 2 курсе, «Язык и стиль СМИ» в Магистратуре по направлению «Высшая школа научной журналистики». Ведущая персональной рубрики «Другие берега».
Ольга Кузьмина, старший обозреватель газеты «Вечерняя Москва» – одна из самых душевных обозревателей «Вечерки». Каждое слово – как весенний ветер, ворвавшийся в открытую форточку.
Когда мне было 14 лет, я пришла с улицы в редакцию газеты «Московский автозаводец» и сказала, что хотела бы у них работать. Мне страшно понравилось в «редакции»: небольшом кабинете, утопающем в клубах сизого дыма. Я решила, что это и есть «газета». Как ни странно, мне сходу дали задание – сходить в ДК на просмотр фильма и встречу с его создателем Валентином Азерниковым. Как берут интервью, я не имела ни малейшего понятия, но вопросы после фильма задавала бойко, а когда несчастный Валентин Захарович заявил, что снимает кино для молодых, невольно нагрубила ему, спросив, почему это он считает, что его фильмы молодым нужны. Азерников огорчился, но текст, как ни удивительно, приняли. В газете я его не узнала: переписали его от и до, но восвояси меня не отправили, а велели сходить в какой-то цех, а потом еще куда-то… В одном цехе я видела, как молодой парень со стоном и «растакой-то» матерью бил деревяшкой по крылу автомобиля, и оно каким-то волшебным образом распрямлялось. Тогда я поняла, что мне страшно интересны профессионалы – в любой из областей. И в целом «репортерить» мне нравилось, но я поняла, что главной мечте своей жизни – стать врачом – не изменю.
Почему же в итоге пошла поступать на журфак? Наверное, поняла, что не смогу себе простить, если по моей вине погибнет пациент. Печатных работ у меня для поступления хватало, и курс судьбы был изменен одномоментно. Вскоре, решив, что нужных баллов я не собрала, а значит и не поступила (потом взяли всех, кто набрал намного меньше меня), я забрала документы с журфака и впала, было, в тоску. Но по случайности в издательстве «Правда» нужен был курьер. И меня взяли – разносить полосы, бегать по цехам, таскать газеты и почту…
Примерно через неделю своей работы я волокла из отдела писем гору папок. Конструкция была похожа на Пизанскую башню. На лестничной площадке шестого этажа дверь неожиданно резко распахнулась, какой-то мужчина в джинсовом костюме вылетел на лестницу, снеся и меня, и письма. Они разлетелись и перемешались, я кинулась их собирать, обильно поливая пол слезами. Он принялся мне помогать, поинтересовавшись, отчего же я так горько плачу. Я по-комсомольски честно ответила: «Вы видите, сколько писем? Люди, которые их написали, может быть… помощи ждут!!! А мы ее задерживаем…» Дядька в джинсовом костюме захохотал, отчего я разозлилась страшно. О том, что «джинсовик» – это Виктор Григорьевич Афанасьев, легендарный главред «Правды», я узнала позже. У меня не было в жизни кумиров – увы. Но если бы я умела их создавать, Афанасьев стал бы им. Именно он сказал мне много позже, что я обязана сохранить в себе неравнодушие, даже если это будет непросто и больно. Для меня это неравнодушие и любопытство были и останутся «двигателями» нашей профессии.
Из издательских курьеров меня быстро перевели в курьеры редакционные, потом взяли секретарем в отдел социальной политики. Его возглавлял Александр Викентьевич Черняк – человек суровый, но для меня очень важный и знаковый. Именно его я всю жизнь называю своим учителем и каждый год 20 августа, в его день рождения, молюсь за него с благодарностью. Именно он отправил меня на первое задание для «Правды». Я писала его как… Как Гомер «Илиаду»! Из всей заметки неисправленными остались лишь два слова – мои имя и фамилия. Было мучительно стыдно…
…Занимались мной в отделе все. Мне невероятно повезло – в этом отделе работали Станислав Пастухов, Георгий Овчаренко, Владимир Любицкий, Мирослав Бужкевич, Георгий Яковлев, Евгений Манько, Евгений Сорокин, Виктор Широков, Станислав Оганян … Я любила их всех, и жадно и благодарно впитывала все, что они говорили. А им было любопытно со мной, я думаю, потому, что мне было интересно абсолютно все. Весь этот мир, с его острыми углами, странными и жесткими законами, все без исключения люди, каждый из которых представлялся мне микрокосмом, были объектом моего постоянного изучения. И заметки повалили потоком. Нашлась и главная тема. Заняться ей мне предложил еще один коллега – Андрей Черненко, прекрасный публицист и тонкий поэт. И это правда: я первой написала о том, сколько на самом деле инвалидов в нашей стране и в каких условиях они живут. С того момента, как «Правда» напечатала цифру «4 000 000», открылась новая страница в истории социальной журналистики.
… Журналистику того времени отличали жаркость и жадность – в смысле осмысления и раскрытия новых тем. Дул ветер перемен – менялись все! И мне в этом потоке плыть было радостно: да, я не стала врачом, но старалась помогать иначе, то выбивая несправедливо заниженную пенсию, то рассказывая об интересных людях, событиях или свершениях… Но о чем бы ни приходилось писать, главным для меня все равно оставался человек – когда венец природы, а когда ее недобрая насмешка, человек хороший и не очень, разный, слабый, сильный, способный на поступок и неспособный ни на что – в силу отсутствия души… К слову, я ничего не поняла про людей до сих пор! И до сих пор восхищаюсь величием одних, поражаюсь способностям других, цепенею от проявления жестокости или низости третьих. Мир и человек во всех его проявлениях был и остался для меня основой основ журналистики, тем бульоном, на основе которого варится потом и борщ, и солянка, а иногда и жидкий малосъедобный супец истории. Неизменно верю, что хороших людей – больше… Да, знаю про наивность, но это – факт. В общем, «Правда» научила меня многому, в том числе отвечать на письма читателей, что я делаю неукоснительно до сих пор, как бы ни устала и как бы надо мной не посмеивались. И да, я верю, что мы работаем для них!
Ну, а потом был «Труд», в котором мне тоже повезло – я занималась очерками о людях. Из «Труда» я ушла в «куст» женских изданий концерна «Вечерняя Москва», а потом, уже при нынешнем главном редакторе «ВМ» Александре Куприянове, – в саму «Вечерку». Забавно, в концерн я выходила на работу, думая, что это – на пару лет, а теперь работаю тут третий десяток… Ни о чем не жалею. А «Вечерка» дала мне возможность писать о городе, который я люблю и считаю живым.
*
…Говорят, творческие профессии не предполагают никаких союзов, что их у индивидуальностей вообще быть не может. Ерунда. Наше нынешнее время – это огромное испытание журналистики на прочность. Журналист должен чувствовать, что его защитят – причем не начальник на работе, у которого на это может не хватить характера, смелости и воли, а именно свое профессиональное сообщество. С этой точки зрения существование Союза журналистов и как объединения, и как, если хотите, родного дома журналистов сегодня важно, как никогда. Мы разобщены, что и вообще-то нехорошо, но сегодня, когда общество не слишком жалует журналистов, объединение и, как сказали бы раньше, «сплочение рядов» – это уже не вопрос «хотелок» или «нехотелок», а вопрос выживания, сохранности, защищенности и целостности.
Ну и еще. От коллег моего возраста и старше я не раз слышала, что молодежь ныне не такая, звезд с неба не хватает, все ей лень, и никто уже «не спать ради нескольких строчек в газете» не будет. Отчасти это правда: другое поколение выросло, не надо им бегать за информацией, она сама из всех щелей прет, от нее защищаться впору! Но все-таки они есть, эти молодые, заводные потомки Гиляя и золотых перьев прошлого. Посмотрите хотя бы на военкоров – потрясающих наших ребят, работающих на фронте! Ими я восторгаюсь бесконечно.
Журналистика жива. Прихрамывает, жалуется на суставы и ишиас… Пользование гаджетами расхолаживает ее память, дестабилизирует скорость пальцев и мозга. Но она жива. И в острые моменты поднимает голову, огрызается, шипит и добивается истины. Она нужна обществу, а ей нужен союз. Мне кажется, это очевидно.