Казалось бы, в глобальном мире все проверяется и просвечивается. Нет железных занавесов, кроме как где-нибудь в Северной Корее, — даже китайские интернет-ограничители при желании можно обойти. Потребители имеют возможность сравнивать информацию из разных источников и делать собственные выводы.
И на фоне всех этих глобальных процессов процветают фейковые новости. В США идет расследование по этому поводу в связи с президентской избирательной кампанией 2016 года, и уже предъявлены обвинения группе россиян во главе с бизнесменом Евгением Пригожиным. Об этой проблеме говорил в новогоднем обращении к медийщикам французский президент Эммануэль Макрон, заявивший о необходимости защиты демократии от фальшивок, особенно в предвыборный период.
И это не просто слова: уже в марте ожидается внесение в парламент закона, согласно которому СМИ и соцсети должны быть полностью прозрачными в вопросах платного контента — то есть они должны раскрыть своих спонсоров. А нарушители могут быть заблокированы перед выборами с помощью срочного судебного решения. Действительно, если за день до голосования соцсети распространят информацию о том, что кандидат Х украл миллион долларов, то времени на опровержение уже не останется. А избиратели будут идти на участки под влиянием этой информации. Интересно, что 79% французов одобряют эту инициативу, несмотря на опасность цензуры. Они сами не уверены, смогут ли в короткий срок отделить правду от вымысла, и боятся принять решение, о котором будут потом сожалеть.
Неприязнь Макрона к фейкам связана с его собственным опытом. Перед вторым туром прошлогодних президентских выборов появилась фальшивка, обвинявшая его в использовании офшорных схем для уклонения от налогов. Макрону тогда удалось отбиться — не в последнюю очередь потому, что авторы фейка перестарались, использовав его немного переделанную подпись с избирательного плаката. На самом деле Макрон подписывался иначе, а подпись на плакате была придумана политтехнологами как более изящная, чем настоящая. Если бы фальсификаторы не допустили такой помарки, доказать свою правоту Макрону было бы сложнее.
Фейки осуждает не только пострадавший от них (хотя и не очень сильно — выборы он все же выиграл) Макрон, но и папа Франциск, которого они пока не слишком затронули. Папа даже предложил индикатор определения истинности высказываний — их результаты. Они могут провоцировать ссоры и вести к расколу или же, напротив, способствовать «формированию зрелого мнения, а затем — и конструктивного, плодотворного диалога». Проблема в том, что умиротворяющие высказывания понтифика не носят универсального характера. Иногда неудобная правда может спровоцировать конфликт и расколоть общество — вспомним результаты ХХ съезда КПСС, разоблачившего сталинские преступления. И лишь после определенного — может быть, длительного — времени наступает взаимопонимание. Оно может и не наступить — по отношению к Сталину российское общество расколото до сих пор. Хотя для многих фейковых историй индикатор Франциска подходит очень хорошо — они действительно вызывают ссоры и раскол.
Есть и еще одна проблема — как отличить фейк от добросовестного заблуждения, которые нередко случаются в ходе журналистских расследований. Правозащитники опасаются, что борьба с фейками может быть использована для зажима свободы слова, и такая опасность не лишена оснований. Тем более что чиновники не только в авторитарных, но и в демократических странах заинтересованы в том, чтобы журналисты как можно меньше интересовались их деятельностью.
Представляется, что универсальным критерием «фейковости» может служить умысел, как в уголовном праве. Если журналист искренне заблуждается, то это нельзя отнести к фейковым новостям. Если же речь идет о доказанном, изначально сознательном вбросе, ставящем целью влияние на общественное мнение, — тогда это фейк. При этом дальнейшие распространители фейков могут быть как ангажированными участниками сговора, так и абсолютно добросовестными людьми, на которых информация могла произвести сильное впечатление. Человек часто импульсивен и может вначале «лайкнуть» или перепечатать такую информацию и только потом взвесить все «за» и «против».
Тем более что фейковость часто носит изощренный характер. Например, нередко фейки направлены на доведение до абсурда — а следовательно, для компрометации — точки зрения оппонентов. Например, если в публичном пространстве оказывается нежелательная информация, то можно дискредитировать ее, вбросив дополнительные, топорно сработанные аргументы. А затем победоносно их разоблачить. В результате в обществе падает доверие к первоначальной информации, даже если она полностью соответствует действительности.
Нередко говорится о том, что фейковые новости можно определить по источнику их появления. Если он малоизвестен или мимикрирует под солидные СМИ (в Интернете можно найти и такие сайты), то вероятность «фейковости» существенно возрастает. Также фейки нередко исходят от профессиональных пропагандистов, чья задача — защита интересов своей стороны (государства или частного клиента) и борьба с врагами. Такие пропагандисты не просто не учитывают опровергающие их позицию аргументы — они их сознательно игнорируют. Это не журналисты, а солдаты, ощущающие себя участниками боевых действий.
Но этот критерий не универсален. Вспомним иракскую войну 2003 года. Саддамовский пропагандист, министр Мухаммед ас-Сахаф, стал посмешищем для всего мира, рассказывая о победах иракских войск и опровергая военные успехи американцев даже тогда, когда их танки вошли в Багдад. Но прошло немного времени, и выяснилось, что ведущие мировые СМИ перед войной «купились» на фейковую информацию о наличии у Саддама химического оружия, а также о связях Саддама с «Аль-Каидой». При этом источниками фейков были заинтересованные лица — например, иракские эмигранты, желавшие свержения Саддама с помощью США. Но и государственные служащие, занимавшиеся анализом этой информации, игнорировали сведения, которые противоречили устраивавшей их версии.
Последствия оказались драматичными, прежде всего, для иракцев, ставших жертвами войны. Кроме того, был нанесен сильнейший репутационный ущерб США и их союзникам, которые отстаивали эту версию. История с госсекретарем Колином Пауэллом, представившим на заседании Совбеза ООН пресловутую пробирку, выглядевшую тогда одним из решающих доказательств, забудется не скоро. Хотя Пауэлл заблуждался искренне — в чем позднее и признался, — но в результате доверие к политикам резко снизилось. Чем, кстати, и пользуются авторы уже теперешних фейковых новостей, дискредитируя респектабельных кандидатов.
И еще один очень важный вопрос: почему общество охотно «поглощает» фейки, нередко достаточно грубые. Только ли дело в нежелании или неспособности сравнить разные точки зрения — хотя и этот аргумент является значимым. В конце концов, обычные читатели и зрители не являются аналитиками и не должны ими быть. Более важно, как представляется, другое: человек внутренне подготовлен к потреблению недостоверной информации, если она соответствует его идеологическим предпочтениям или житейским представлениям о должном. Например, сторонник либеральных взглядов охотнее лайкает статью, в которой говорится о нарушениях прав человека, а консерватор — об оскорблении чувств верующих. И при этом он априори считает источник такой информации достоверным. Поэтому само общество на бессознательном уровне способствует распространению того, против чего возражает на уровне рациональном. Вспомним результаты французского опроса — не исключено, что многие противники фейков сами невольно вносили свой вклад в их распространение.
Интересно, что в Интернете существуют сайты розыгрышей, публикующие фейковую информацию, но отличающиеся от злоумышленников указанием на несерьезность публикаций (но сделанным не слишком заметно, так что оно не сразу бросается в глаза читателю). Материалы этих сайтов активно распространяются в соцсетях, причем без всякого специального стимулирования — только потому, что они соответствуют идеологическим взглядам читателей.
Таким образом, бороться с фейками только законодательными методами явно недостаточно — тем более что здесь можно перегнуть палку. Само общество должно быть менее импульсивным, способным если не к тщательному профессиональному анализу, то хотя бы к элементарному критическому мышлению. И, что не менее важно, надо уметь слушать других, не отвергая заранее аргументы оппонентов, общаться посредством не агрессивных монологов, а диалога, пусть и не всегда простого. В этом случае накал страстей снижается и среда, способствующая распространению фейков, становится существенно меньшей. И тогда могут быть реализованы мечты папы Франциска о конструктивном диалоге сторонников разных взглядов.
Алексей Макаркин