Спецкор «КП» Дмитрий Стешин побывал в больнице, накрытой украинскими «Градами».
Больница «работает», хотя на соседних улицах – бои
Основной накопитель беженцев из Мариуполя – в 20 километрах от города, в селе Володарское.
Его «декоммунизировали», поэтому на половине карт и навигаторов это Никольский,
что добавляет сумятицы в творящийся вокруг хаос. Жизнь, если так можно выразиться,
в Володарском-Никольском «налаживается».
Появились волонтеры, стали составлять списки на эвакуацию.
На днях головорезы из нацбата «Азов» пытались выйти из города через аэропорт, контратаку отбили, но полностью зачистить прорывавшихся не удалось…
«Звуков боюсь…»
Вика подходит ко мне мягко, неслышно: она в носках – на ледяном асфальте. Возраст определить не могу, может, школу окончила. Сбитые в колтун волосы, грязная кофта. Руки ходят ходуном, она никак не может найти им место. Вещей у девушки нет, в огромных глазах плещется безумие:
– Поговорите со мной, со мной никто не говорит, а я боюсь. Взрывов, людей с оружием боюсь!
Я понимаю, что девушку надо переключить. Достаю горсть леденцов из кармана:
– Давай-ка по конфете, и поговорим. Как тебя зовут?
Девушка убирает конфету в карман кофты, даю еще одну, тоже прячет, мучительно пытается вспомнить, кто она:
– Я Виктория. Дьяченко!
– Вика, где ты жила в Мариуполе?
– В Мариуполе я жила, там тоже бомбежка, я все расскажу.
Но вспомнить адрес Вика не может. Показывает мне ногу. Я видел такое – ударная волна просто отделяет мясо от костей, но тут еще мелкие осколки. Сверху пока зажило, не гноится. Спрашиваю Вику:
– Тебя покормить?
– Чаю хочу, горячего, замерзла.
– Стой здесь!
Вика не может вспомнить даже свой адрес. Руки ходят ходуном, вещей при себе никаких нет.
Вика кивает, показывает руками на ноги: мол, стою. Проталкиваюсь в школьную столовую, беженцев запускают туда по пятнадцать человек. Мне наливают чай, подхватываю с подноса половину яблока. Вика берет чай, не благодарит, яблоко не замечает, сразу начинает пить и тут же забывает о моем существовании. Один из моих товарищей-ополченцев, фельдшер, говорит, что Вику нужно вывозить в больницу, там отключить релаксантами, обработать ногу. Потом лечить психику, долго лечить….
Мы оставили Вику в накопителе, вечером она уже была в Ростове…
В ядовитом тумане
Ветра в этот день в Мариуполе не было, поэтому весь город затянуло серой кисеей, таким вонючим гадким туманом, раздирающим легкие. Горят заводы и порт, горит трава в полях… Идем к больнице. Новенький многоэтажный комплекс, фасад ободран осколками, стекол нет. Неделю назад, когда наши окончательно заняли квартал у больницы, украинцы по ней запустили пакет «Градов», незалежная так «попрощалась». Слышал это сам, упав в тот момент под машину и засунув голову под двигатель.
Сейчас слева и справа от больницы, совсем рядом, через улицу, идет стрелковый бой, а за фасадом продолжает наваливать артиллерия, так что земля дрожит.
В больничном сквере люди сидят на земле, лежат, толпятся у входа.
К нам бросается пожилая женщина, рыдая, просит:
– Господи, хоть кто бы позвонил дочке, сказал, что я жива. Дочка в Норильске, учительница.
– Есть номер?
– Есть, есть!
Трясущимися руками женщина расстегивает сумку, там все ее имущество. В маленькой кастрюльке, в полиэтиленовом пакете, блокнотик с пол-ладошки. Товарищ набирает номер… связи нет, да и откуда ей взяться? Женщина опять рыдает.
– Как вас зовут? Мы вечером выберемся в место, где есть связь, я сразу же наберу вашу дочь, обещаю!
Я снимаю шапку и крещусь, наверное, это единственная форма обещания, которая здесь действует.
Вечером мы позвонили дочке Наташе в Норильск, она уже собиралась выезжать за матерью, чтобы забрать ее в Россию.
Полностью материал Дмитрия Стешина читайте здесь: https://www.kp.ru/daily/27370/4562844/