Вольтер говорил: «Словарь — это вселенная в алфавитном порядке», а Максимилиан Волошин призывал: «Надо любить словари, потому что это сокровищницы языка».
Сегодня мы отмечаем 120 лет со дня рождения Сергея Ивановича Ожегова,
автора одного из самых популярных в России толковых словарей, и это повод задуматься о его труде и роли словарей в современном мире.
Часто приходится слышать рекомендации «Посмотрите у Ожегова» или аргументы «А вот у Ожегова…» Во многих домах я продолжаю и сейчас, в наш цифровой век, встречать желтые или серые, часто потрепанные тома ожеговского словаря. Это отрадно — значит, ими пользуются.
Я и сам постоянно прибегаю к помощи толковых, этимологических словарей и энциклопедий. Надо признать, что словарь Ожегова — самый удобный. Во-первых, он в одном томе, а во-вторых, не такое уж частое явление — глаголы и прилагательные выделены в отдельные статейки.
Сергей Иванович родился на стыке веков, в 1900 году, в Тверской губернии в семье инженера. Интересно, что его мать была внучатой племянницей переводчика Библии и автора книги «Филологические наблюдения над составом русского языка» протоиерея Герасима Павского.
Студент-филолог Ожегов успел поучаствовать в Первой мировой и Гражданской, делал успехи на военной службе, но как только представилась возможность, в 1922-м, вернулся в Петроградский университет. Окончил факультет языкознания и материальной культуры, а затем аспирантуру Института сравнительной истории литератур и языков Запада и Востока.
В 1936 году переехал в Москву, чтобы участвовать в создании Толкового словаря русского языка. Группа филологов, которую возглавлял Дмитрий Николаевич Ушаков, выполняла давнее задание Ленина: «Начать работу по составлению словаря русского языка… (от Пушкина до Горького). Образцового, современного. По новому правописанию».
Словарь получился фундаментальный, подробнейший, по-моему, не уступающий знаменитому труду Владимира Даля. Он содержит много диалектизмов и просторечий, примеры употребления слов в художественной литературе. По завету вождя преобладают цитаты из Пушкина и Горького…
Но в повседневной жизни этот труд в четырех томах был не очень удобен, и сразу после окончания работы над ним, в 1940-м, появилась идея создания Малого толкового словаря. Работу над ним вновь возглавил Ушаков, а после его смерти — Ожегов.
Готовился словарь долго; среди филологов возникали разногласия, доходившие до горячих полемик, но тем не менее в 1949 году труд Ожегова и его соратников увидел свет. Он включал 50 тыс. слов и постоянно пополнялся. В издании 1992 года, например, слов в нем уже 75 тыс.
Ожегов умер в 1964-м, и с тех пор пополнением словаря занималась его ученица Наталия Юльевна Шведова, чья фамилия как раз с 1992 года стала появляться на обложке новых изданий. Но с 2003-го (еще при жизни Шведовой) редактором словаря стал Лев Иванович Скворцов, который отсеял добавления Шведовой и снял ее фамилию с обложки. Впрочем, выходили и выходят издания словаря под разными редакциями, разного наполнения. Сторонники Шведовой противостоят сторонникам тоже покойного уже Скворцова…
Я это к тому, что страсти в филологическом мире происходят нешуточные. Чем не тема для создания романа в духе «Иду на грозу» Даниила Гранина или фильма «Девять дней одного года» о физиках.
Да, это проблема — внесение правки, дополнение словарей, считающихся авторскими. После смерти Владимира Даля российский лингвист Иван Александрович Бодуэн де Куртенэ добавил в его труд 20 тыс. слов, в том числе бранных; в советское время словарь Даля, наоборот, подчищался…
Несмотря на большой творческий коллектив, словарь Ожегова тоже можно считать авторским. Наверное, стоило бы создавать новые словари, а не дополнять и исправлять прежние. Тем более что Сергей Иванович ни согласиться, ни протестовать не может. Вряд ли бы он был за то, чтобы в его словаре появилось слова на букву «г» или «ж», которые включила в него Наталия Шведова в 1990-е. Хотя как знать.
Я за обилие словарей. За страсти и споры вокруг них. Русский язык настолько разнообразен, что можно собирать словари каждой области, республики, края, округа. Взять Рязанскую область — чуть ли не в каждом районе там свой говор, свои слова или же одинаковые слова имеют разное значение. И так повсюду.
Пример из личного опыта. Когда я лет семь назад писал книгу «Зона затопления», действие которой происходит в Кежемском районе Красноярского края, ныне частично ушедшего на дно Богучанского водохранилища, то столкнулся с уникальным, ни на что не похожим говором кежмарей. У них сотни красивых, явно русских, но непонятных мне слов, хотя сам я родился и вырос неподалеку.
В те годы кежмарей активно расселяли по Красноярскому краю и Хакасии — близился запуск ГЭС, их деревни уходили под воду. Вместе с распылением жителей умирал и их говор. Небольшую часть слов собрал и растолковал местный житель Алексей Карнаухов, был издан его «Краткий словарь кежемского говора», но он именно краткий, далекий от полноты и академической точности.
В советское время словари писали для «стабилизации норм русского литературного языка» путем создания «нормативного пособия, которое помогало бы читателю освоить лексические, грамматические и произносительные нормы». По-моему, нормы — это скучно. Да и невозможно их добиться. Вот вытравляли из письменного языка букву «ё» и получили в устной речи «свеклу» с ударением на «у». Сейчас филологи, услышав такое, поправляют: «Свёкла». Зато суп заставляют называть «свекольник» (в том числе и в словаре Ожегова), объясняя это тем, что в нем ударение на «о». Ну, конечно, потому и на «о», что «ё» почему-то превратилось в «е»…
Филологи — люди горячие, поэтому я рискую, заявляя, что норм не существует и не может существовать.
И слова должны писаться не для норм, а для сохранения языка путем его развития. Не стоит бояться заимствований
и десятилетиями выжидать, приживется тот или иной англицизм или нет.
То и дело слышишь его, встречаешь в прессе или художественной литературе, а в толковых словарях его нет. Ученые сомневаются. Не сомневайтесь, товарищи, больше смелости и страсти!
Роман Сенчин