На вручении госпремий в Кремле
гостям подарили сборник “Ушли на рассвете”
о 25 юных поэтах, не вернувшихся с войны.
Сборник, изданный “РГ”
Среди историй, легенд и мифов Великой Отечественной войны есть один часто повторяющийся сюжет – потерянная (простреленная, канувшая при бомбежке) сумка почтальона. Эту сумку находят, и кто-то, совестливый и наделенный недюжинным терпением, берется отыскать адресатов этих писем и их авторов, где-то бывших, когда-то живших, что-то сделавших, что-то совершивших.
и составителя. Она – его отчет перед вечностью и одновременно результат его ежедневной работы
и заботы.
Книга проросла из его многолетней колонки в “Российской газете”. Книга нервная, неровная и пристрастная, но это и есть доказательство живой памяти о войне, наглядное свидетельство, что память эта не вся ушла в парады, запоздалые наградные листы и академические монографии, не стала данью бюрократическому молоху, пожирающему всякую живую инициативу. Эта книга – отголосок народной трагедии, потерянное тепло опустевшего дома, не досчитавшегося ушедших из него сыновей. Словом, как сказано у ровесника погибших стихотворцев, Давида Самойлова:
Они шумели буйным лесом.
В них были вера и доверье.
А их повыбило железом.
И леса нет. Одни деревья.
Судя по тем немногим, кто в этом поколении вышел живым из четырехлетней мясорубки, это было очень талантливое поколение. Пусть не все стихи в этой книге служат тому убедительным доказательством, но ведь они, в большинстве, писать только начали; присущие им способности и таланты не успел огранить страшный опыт войны. Как сказано у другого их ровесника, Бориса Слуцкого:
Жизни, смерти, счастья, боли
Я не понял бы вполне,
Если б не учеба в поле –
Не уроки на войне.
На этих уроках большинство из них и сложили свои головы, и остались в неподготовленной к их гибели памяти близких отдельными строчками из стихов и писем, юношескими фотографиями и коротким прочерком между крайними датами биографии – датой рождения, как правило, известной, и датой смерти, у большинства известной весьма приблизительно, потому что особая жестокость этой войны в ее подчеркнутом безразличии к тем, кто уже выбыл из живых и не сможет воевать дальше.
Эта война еще и сегодня, почти семьдесят лет спустя, продолжает хоронить своих мертвых. Большей частью в братских могилах. Без имен. “Мрамор лейтенантов – фанерный монумент – венчанье тех талантов. Развязка тех легенд”.
Я все время цитирую их выживших ровесников, потому что они – Слуцкий, Самойлов, Левитанский, Межиров и другие немногие, сохранили в стихах самую пронзительную о них память, проникнутую чувством вины живых перед недожившими. Они на своей шкуре испытали то, о чем пишут:
Сгорели в танках мои товарищи
До пепла, до золы, дотла.
Трава, полмира покрывающая,
Из них, конечно, произросла.
Мои товарищи на минах
Подорвались, взлетели ввысь…
И я им верю много больше, чем себе, все это знающему из их стихов и прозы. Это у них я прочел, что экипаж сгоревшего танка хоронили, собрав весь прах в один танковый шлем.
Да, сделали все, что могли мы,
Кто мог, сколько мог и как мог.
И были мы солнцем палимы,
И шли мы по сотням дорог.
Да, каждый был ранен, контужен,
А каждый четвертый – убит.
И лично Отечеству нужен,
И лично не будет забыт…
И то и другое – Слуцкий.
Вот этот завет “лично не будет забыт” и выполняет книга в ваших руках, она полнее, более въедлива и содержательна, чем другие ее предшественницы, осуществлявшие поверку в роте стихотворцев, убитых на войне. Ведь никто из них, кроме двух, умерших от старых ран, не дожил до Победы, но нашей благодарной памяти – вместилища их бессмертия – каждый из них достоин. И пусть им общим памятником будет так и названное памятником стихотворение Бориса Слуцкого и эпитафия на нем:
Расту из хребта, как вершина хребта,
И выше вершин над землей вырастаю.
И ниже меня остается крутая,
Не взятая мною в бою, высота.
Алексей Симонов