«Когда умер Сталин, — рассказывал Борис Пастухов, — я был комсоргом группы своего курса Московского высшего технического училища им. Н.Э.Баумана и водил свою группу прощаться со Сталиным. Нас чуть не задавили. Мы проскочили Трубную площадь раньше того, как там началась давка. Солдаты перегородили бульвар автомобилями и грузовиками. Мы лезли в кузова грузовиков, они били нас ремнями, нам было больно, мы плакали, они плакали… Мы так и не прошли в Колонный зал. Я вернулся домой, где мать, под впечатлением от гибели людей на Трубной площади, была несусветно рада, что я остался жив».
______
«Такова участь честного человека»
Борис Пастухов получил диплом инженера-механика и тут же был избран секретарем Бауманского райкома. Через несколько лет возглавил столичный комсомол. Его приметил и оценил первый секретарь Московского горкома партии Николай Егорычев, молодой и мужественный человек, который в 60-е годы успешно руководил столицей.
Егорычев ушел добровольцем на фронт, сражался на передовой, был дважды ранен. С орденом на груди вернулся в Бауманское училище, закончил учебу, и его сразу взяли на партийную работу. В 1962 году возглавил столичный горком. 8 мая 1967 года стараниями Егорычева на Могиле Неизвестного Солдата в Москве зажгли Вечный огонь.
— Мне очень повезло, — скажет потом Пастухов. — Я встретил человека, на которого всегда хотел быть похожим. Он был для меня как отец, мой-то батюшка погиб в 45-м…
Егорычеву прочили большое будущее, считали, что он вот-вот будет избран секретарем ЦК, войдет в Политбюро. Но он был слишком самостоятелен, критиковал то, что считал неверным, отстаивал свою точку зрения — словом, был неудобен. И лишился высокой должности.
— Судьба распорядилась так, что я все время шел за ним, — вспоминал Пастухов. — Он вернулся из Дании — через одного человека я поехал послом в Данию. Потом был Кабул. Потом — Торгово-промышленная палата. Но я никогда не забуду: когда меня фактически шибанули с очень высокого государственного поста, Егорычев ждал меня. Обнял. Он всегда был со мной рядом, благословлял. Он служил — Отечеству, людям. И люди это видели, хотя он делал это не демонстративно, не напоказ. И они его звали: «Иди впереди нас». И он шел — шел смело. Плохо кончил. Но… Такова участь честного человека.
Борис Пастухов почти тридцать лет проработал в комсомоле. Очень быстро стал вторым секретарем Цекамола. «Первым был Павлов, — вспоминал писатель Альберт Лиханов, в ту пору инструктор ЦК ВЛКСМ, — а Пастухов отвечал, почитай, за все».
Он оставался вторым и при Тяжельникове.
Пастухов должен был возглавить комсомол раньше. Но что-то мешало. Возможно, отсутствие склонности к саморекламе, возможно, внутренняя порядочность — качество, обыкновенно смущающее кадровиков. В 1977 году он стал первым секретарем ЦК ВЛКСМ.
Люди Андропова всегда рядом
А через пять лет его вызвал только что ставший генсеком Юрий Андропов, недавний председатель КГБ, и Пастухов понимал, что речь пойдет о новой работе. Новый хозяин страны менял кадры и в своей неспешной манере решил судьбу комсомольского секретаря:
— Я считаю, что вам не нужно сразу идти на партийную работу. Сделайте прокладку. Вот некоторые ваши предшественники… их судьба показывает: не надо сразу идти на партийную работу.
Пастухов понимал, о ком идет речь: Андропов убрал из партийного аппарата прежнего комсомольского вождя — Тяжельникова. Слова генсека означали, что неудачный опыт учли и должность подобрали невысокую. Так и оказалось: председатель Госкомитета по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Пастухов и виду не показал, поблагодарил за доверие:
— Я очень люблю книги.
Андропов не принял и его предложение относительно нового первого секретаря ЦК ВЛКСМ. Пастухов назвал Людмилу Шевцову. Андропов предпочел Виктора Мишина, продемонстрировав знание обстановки в аппарате ЦК:
— У вас с Мишиным плохие отношения…
«Конечно, я знал, что везде и всюду были представители прежней организации Андропова, — вспоминал Пастухов. — У нас, например, его представитель сидел неподалеку от кабинета первого секретаря, поэтому я не сомневался, что все, о чем говорю, Юрию Владимировичу известно. В этом разговоре ему, видимо, хотелось узнать, как я себя поведу, но мне нечего было скрывать».
Когда Пастухов ушел, его недавние подчиненные, «группа ответственных сотрудников ЦК ВЛКСМ», уловив нерасположение к нему высокого начальства, поспешили отправить на него большой донос…
Возглавив издательское дело, Пастухов столкнулся с цензурой. В аппаратном мире он был своим человеком, но каждая хорошая книга давалась с трудом — и Бориса Пастернака, и Леонида Леонова. «Никакой крамолы там не было! — поражался Пастухов. — А приходилось «пробивать». И в Главлите, и в отделе культуры ЦК партии». Наверное, целеустремленность председателя Госкомиздата раздражала чиновников.
— Возникли сложности с учебниками к началу учебного года, — рассказывал Борис Николаевич. — Попросили использовать полиграфическую базу ЦК КПСС — получили отрицательный ответ. Мы вышли после секретариата ЦК, и мне кто-то из моих старых друзей сказал: «Имей в виду, следующего вопроса не будет…»
Ссылка в Данию
В январе 1986 года Пастухов сидел у себя в кабинете. Звонит первая «вертушка» — АТС-1, аппарат правительственной связи, которая полагалась высшему эшелону власти. Вторую «вертушку» чиновники переключали на секретаря. Трубку первой по аппаратным правилам полагалось снимать самим.
Заведующий отделом ЦК КПСС по работе с заграничными кадрами и выездам за границу Степан Червоненко спросил:
— Вы не могли бы завтра прибыть ко мне в десять часов?
— А по какому поводу?
— Вопрос на месте.
Пастухов все понял.
Разговор в кабинете Червоненко был самый наилюбезный:
— Госкомиздат ведет активную международную работу. Центральный комитет считает, что вас надо перевести на дипломатическую работу.
— За что? — прямо спросил Пастухов. — Ко мне есть претензии?
— Претензий нет. Но надо ехать послом.
— Куда?
— Мы в Центральном комитете считаем, что в Данию.
И заведующий отделом ЦК стал увлеченно рассказывать об огромном значении этой маленькой европейской страны.
— Приду вечером домой — моя дочь-комсомолка спросит: почему в Данию? — огорченно сказал Пастухов. — Ну, пошлите меня в Афганистан, в Никарагуа, чтобы я дочери своей, друзьям что-то объяснил…
— Нет, — твердо ответил старший по загранкадрам, — Дания.
Пастухова невзлюбил главный кадровик страны — член Политбюро и секретарь ЦК Егор Лигачев. Запомнил, что когда-то руководитель комсомола не удовлетворил его просьбу открыть в Томске филиал издательства «Молодая гвардия»…
Рядом с Примаковым
Дания, уютная и комфортная, превратилась в место ссылки. Пастухов мог бы сидеть там до пенсии. Но времена изменились. В 1989 году его отправили послом в Афганистан. Когда он вернулся в Москву в 1992 году, СССР уже не было. Пастухова принял Президент России Ельцин и назначил заместителем министра иностранных дел.
— Борис Пастухов является еще и представителем президента по Абхазии, — говорил мне тогдашний министр Андрей Козырев. — Ничего, кроме восхищения, я не могу выразить, видя его работу. Он постоянно ездит туда, где стреляют, где льется кровь…
В феврале 1996 года министерство возглавил Евгений Примаков. Пастухов стал первым заместителем министра, а через два года возглавил Министерство по делам СНГ. Он последовал за Примаковым, когда Евгений Максимович вступил в политическую борьбу. На небольшой дружеской вечеринке — там был и Пастухов — я видел, как друзья и соратники совершенно искренне провозглашали тосты:
— За Евгения Максимовича — надежду России!
Примаков возглавил предвыборный блок «Отечество — вся Россия». Однако результаты думского голосования оказались разочаровывающими. Примаков принял на себя обязанности лидера сравнительно небольшой фракции. Пастухов был избран депутатом, возглавил в 2000 году Комитет Думы по делам СНГ. И осенью 2003 года ушел из политики вместе с Примаковым, который возглавил Торгово-промышленную палату. Его первым заместителем стал Пастухов:
— Евгений Максимович, конечно же, герой моего романа.
Уроки Егорычева и дружба с Примаковым многое значили для Пастухова, но 
явно не пошли на пользу карьере.