Александр Куприянов: “Еще не вечер!”

Бумага все стерпит

Александр, каждое утро в редакции я беру пачку газет. В ней “Комсомолка”, “Известия”, “Ведомости”, в том числе и “Вечерняя Москва”. И каждый раз задаюсь вопросом: почему же эта вечерняя газета выходит утром?

Александр Куприянов: Утром у нас выходит большеформатная деловая газета – для людей, принимающих решения, истеблишмента – чиновников, бизнесменов. “Вечерка” в чистом виде, или “Москва вечерняя”, – это другая газета, маленькая, со свежими новостями, подписывается около полудня, и вечером ее бесплатно раздают в метро. И это еще не все. “Вечерняя Москва” сейчас – это не одна и даже не две газеты, а целый синдикат, объединяющий шесть газет. Помимо тех, что я уже назвал, есть еще “толстушка” – субботний выпуск газеты для семейного чтения. Тиражом под миллион экземпляров, она идет в спальные районы столицы – куда-то бесплатно, частично – в киоски на продажу, ну и подписчикам – их становится все больше. Плюс три окружные газеты: “Москва-центр”, “Южные горизонты” и “Новые округа”. Это локальный тренд, который пользуется большим спросом. Например, “Южные горизонты” расходятся тиражом 550 тысяч экземпляров, а будут в скором времени востребованы еще больше.

На чем основана такая уверенность?

Александр Куприянов: Эти газеты пишут о насущных проблемах москвичей, о которых больше прочитать нигде нельзя. Еще недавно они не соответствовали запросам времени, да и сверстаны были плохо. Поэтому, обнаруживая в почтовом ящике, горожане их вместе с рекламой часто выбрасывали. Мы их полностью переделали. К тому же сейчас во всем мире наблюдается рост уровня доверия к традиционной журналистике, то есть именно к бумажным изданиям. Как показало исследование, проведенное в начале этого года известной американской компанией, оно поднялось до рекордного значения – 69%. Об этом же свидетельствует и рост тиражей бумажных изданий в ряде стран. В Великобритании, например, в 2016-м году они выросли на 7% по сравнению с 2015-м, в Германии – на 2-3%. А вот к социальным сетям, в которых журналистом себя может возомнить каждый, войдя в Интернет и поделившись своими соображениями по тому или иному поводу, доверия становится все меньше. Фейковые новости, порожденные соцсетями, со страшной силой забивают все сайты. Вот почему 7 из 10 граждан США, как показало то же исследование, уже не доверяют соцсетям.

Это можно сказать и про “Вечернюю Москву”?

Александр Куприянов:Именно ее я имею в виду в первую очередь. Назову цифру: 42% москвичей, читающих газеты, – это читатели “Вечерки”. В прошлом году их стало на 4% больше, чем в 2016-м. А у толстушки прибавка еще больше – 7%. По приросту читательской аудитории мы обогнали всех своих конкурентов. Так считают специалисты.

Возвращение “Вечерки”

Вы стали главным редактором “Вечерней Москвы” в 2011 году. Она уже была газетой с традициями…

Александр Куприянов: Но в тот момент почти ушла с рынка. Тираж оставался 5 тысяч экземпляров, подписки почти не было, на сайте – не более 15 тысяч посещений в день…

Но пройдет всего год, и уже в 2012-м вас признают лучшим медиаменеджером года и “Главным редактором года”. Что же такого вы сделали тогда?

Александр Куприянов: Это было время, когда в Москве с приходом нового мэра начались преобразования, частью которых стала и “Вечерка”. Передо мной встала задача возродить бренд и вернуть доверие читателя. Главный редактор, будь он семи пядей во лбу, один в медиаполе не воин. Нужно было создать команду и доверить ей не вертикаль власти, а горизонталь, учитывая наш масштаб и количество газет, которым предстояло дать новую жизнь, что я и сделал. Совместно с испанской фирмой разработали концепцию, сделали новую модель, новый макет. Перезапустили газету, наполнив ее другим содержанием. Создали с нуля толстушку, начали отвоевывать и другие газеты.

Расскажите о тех, кто рядом с вами делает газету. Какого возраста эти люди?

Александр Куприянов: Костяк коллектива – журналисты, которым под 40, за 40… Со своим письмом, взглядом, интонацией… Ольга Кузьмина, Екатерина Рощина – ее колонки набирают по 300-400 тысяч просмотров, Анатолий Сидоров – мой ровесник, еще из прежнего состава “Вечерки”… Но в основном, конечно, молодежь. Причем в этом году, точнее, начиная с прошлого, начали появляться талантливые молодые люди, из которых можно воспитать звезд журналистики. Женя Стогова, например, пришла к нам на стажировку после третьего курса, а потом, окончив магистратуру, на работу в отдел новостей. Владеет несколькими языками, у нее своя рубрика “Женя дозвонилась”, публикуется на всех наших платформах. Гонорар зарабатывает до 80 тысяч рублей в месяц. А есть еще Никита Камзин, Женя Воробьева…

Воспитанники школы Куприянова?

Александр Куприянов: Точнее, нашей студии “Новый фейерверк”, которой уже шесть лет.

И кто же ее слушатели?

Александр Куприянов: Мы принимаем старшеклассников – 9-11-й классы. Вольный набор. Для этого им достаточно прислать свои анкеты и сочинение.

В общем, юнкоры. Зачем вам это нужно? В Москве-то, где куча университетов с журфаками…

Александр Куприянов:Знаете, будь моя воля, большинство этих журфаков я бы закрыл, а вместо них открыл колледжи при издательских домах “Российской газеты”, “Комсомольской правды”, “Коммерсанта”, “Вечерней Москвы”… Их студенты полдня изучали бы литературу, узнавали мир, а вторую половину дня практиковались в этих издательских домах. Уверяю, пользы было бы больше. Сейчас же выпускники журфаков приходят, не зная даже жанров – основы журналистики, чем отличаются друг от друга информационная заметка, репортаж, очерк, статья… Гонят только электронную щебенку, содрав ее с разных сайтов.

Чему учат в “Новом фейерверке”?

Александр Куприянов: Кто пишет хорошо? Тот, кто хорошо думает. Вот мы и учим думать. На специальных тренингах, которые я провожу: на самый быстрый вопрос, самый быстрый ответ, умение говорить в микрофон и так далее. Родители за эту учебу ничего не платят. А выпускники студии уже работают у нас. Анастасия Ассорова, вечный староста студии, например, заместитель редактора отдела московской власти. Есть у нее и своя тема – звери, зоопарки….

Еще в “Вечерке” есть целый ряд клубов. Политологов, педагогов-новаторов, участковых уполномоченных, пресс-секретарей… Тоже спросишь: зачем? Мне говорили: “Совок это”… Может быть. Но этот “совок” помогает нам, с одной стороны, продвигать газету, формировать ее имидж в городе. А с другой – дает возможность журналистам лучше узнавать, что происходит в Москве. Ведь что мы сейчас видим? Журналисты стали плохо бегать в поле. Не торопятся на место событий, не берут интервью. Вместо этого все больше какие-то дозвоны, достуки… А тут приходят прямо в редакцию, скажем, сразу 40 участковых полицейских. Или 40 лучших учителей. Подходи к любому, спрашивай, о чем хочешь… Из этих редакционных посиделок уже выросли и крупные городские мероприятия. Например, общегородской фестиваль “Народы Москвы”. С чего он начинался? Известный продюсер Алибасов как-то подсказал мне: пригласи-ка ты в редакцию народных музыкантов. Что это кругом одна попса звучит! Пригласили двух грузин-гитаристов… Народ с удовольствием послушал. Затем позвали национальный ансамбль, сделали передачу на сетевом телевещании… И там слушают! Дальше – больше. Приходят в редакцию гости в костюмах, демонстрируют блюда своей национальной кухни. Рассказываем о них в газете. Читатели встречают эти материалы с огромным интересом. Нам выделили в городе площадку, у фестиваля появился свой бюджет…

За счет чего?

Александр Куприянов: Правительство Москвы выделяет из бюджета города. Ну а как иначе строить здание? Сначала нужны вложения. Но газета в финансовом отношении работает стабильно. Большая заслуга в этом департамента СМИ и рекламы Москвы, нашей дирекции во главе с Георгием Рудницким. Когда мы начинали возрождать “Вечернюю Москву”, у нас были большие проблемы. А сейчас у нас серьезный департамент рекламы, и мы зарабатываем – и толстушка, и маленькая газета, которая у метро.

Сергей Собянин к 100-летию российской журналистики сделал классный подарок – выделил 300 миллионов рублей на ремонт Дома журналистов. Вам не кажется, что в ремонте нуждается вся российская журналистика?

Александр Куприянов: Боюсь в канун юбилея высказать крамолу, но это действительно так. Не вижу ничего плохого в том, что государство может заботиться о СМИ, помогать им. В Китае, например, государство вообще этот рынок целиком контролирует, там нет частных компаний. Ну а у нас мэр Москвы публично заявил: да, мы поддерживаем журналистов. Точно так же семь лет назад он поддержал “Вечерку”. Но это вовсе не значило, что газета должна писать лишь о том, как все здорово в городе. Те, кто читает ее, знают: у нас есть полосы “Адресная критика”, “Ревизор”, “Спорное мнение”… Власти они нужны гораздо больше, чем похвала, так как для нее важна обратная связь с жителями города. У нас же круглосуточно работает и дежурный телефон, и прием жалоб по СМС идет. Я точно знаю: это нужно команде мэра.

А вот в докладах Санкт- Петербургского университета я прочла мнение ученых: свобода СМИ в России закончилась, они снова, как в советские времена стали только пропагандистом и агитатором…

Александр Куприянов: Не согласен. Что такое вообще свобода слова? Это мечта, к которой надо стремиться, но которой нет ни в одной стране. Нам сначала нужно построить гражданское общество. И оно строится, пусть тяжело, с трудом, но строится. Я работал за границей, проходил практику в американских газетах. Да там в жизни не напишут того, что неугодно власти. У нас же сильная журналистика сохраняется во многих газетах.

У вас самого потрясающая школа журналистики. Работа в лучших газетах страны. В “Комсомолке” прошли путь от корреспондента до ответственного секретаря, были заместителем главного редактора “Российской газеты”, шеф-редактором “Известий”… Есть что-то, что вам хотелось бы вернуть из той журналистики?

Александр Куприянов: Да. Хотел бы возродить авторскую журналистику. У российского читателя свое восприятие газет в целом и отдельных материалов в частности. Ему мало просто фактов. Он хочет иметь возможность сравнить разные мнения, видеть взгляд и позицию журналиста. Я называю это поземкой. Помните, как мы писали в молодости репортажи: на небе загорелась звезда, когда доярка Маша шла на ферму. Тугие струи молока ударили в дно подойника…
Основывая “Коммерсант”, Володя Яковлев сказал: нам это не нужно, мы сделаем газеты западным способом, когда одни люди добывают информацию, другие – ее перерабатывают и превращают в новость. И что же? Со временем на фоне этих новостей потихоньку появилась ресторанная критика, потом – очерк, беседа… Словом, та же самая поземка, в которой нуждается российский читатель примерно с XIX века и по сей день.

А как выглядит поземка в “Вечерке”?

Александр Куприянов: Мы тоже возродили многие жанры. Очерк, эссе, фельетон – пусть редко, но появляется и он. Лично я убедился, что газетная журналистика и журналистика сайтовая – совершенно разные вещи, которым не место в одной корзине. Хотя прежде была у меня идея, что все журналисты, работающие в газете, смогут взять микрофон и вести передачи на радио и на телевидении. Но жизнь показала, что радио и телевидение все-таки другая профессия. Сетевое телевещание у нас сохранилось, из всей команды несколько ведущих у нас для него получилось. А радио мы прикрыли.

Вы говорите о стремлении возродить авторскую журналистику. Вспомним золотое перо “Известий” Татьяну Тэсс, материалы которой на нравственные, морально-этические темы читала вся страна. Вам не кажется, что в наши дни она могла бы оказаться безработной? Кому сегодня нужна эта тематика?

Александр Куприянов: Я бы взял Тэсс на работу без раздумий. Без дела она точно не сидела бы. Тематика ее – кругом. Квартирный вопрос, брат на брата с вилами идет, деля наследство, и так далее… Это интересно людям в возрасте 50+, тянутся и читатели в возрасте 35+. Ну и что еще немаловажно, как я уже сказал, растет и просто спрос на интересных авторов. Лично я, например, когда беру номер “КП”, знаю, что там есть материалы Варсегова и Скойбеды, в “РГ” – Кичина и Лепского, в “Вечерке” – Кузьминой и Щербаченко… Их публикации узнаю и без подписей.

Как вы оцениваете в повседневной жизни удачный номер получился или нет?

Александр Куприянов: Первое для меня – это не пропустить важную городскую новость. Что же касается толстушки или метровской газеты, это еще и польза, которую информация, размещенная там, приносит читателям. В маленькой газете, например, мы написали о новых видах мошенничества, с помощью которых обманывают пенсионеров. Предупредили людей, значит, обманутых будет меньше. Или начинается большой пост. Отец Макарий, помощник митрополита Климента, который руководит издательским советом Русской православной церкви, комментирует, что в какие дни верующим сейчас нужно есть. Ну и главное, конечно, так называемый эксклюзив – то, чего нет больше ни у кого. Штука редкая, недавно, например, мы “выпасли” женитьбу Алибасова. И не только написали об этом, но и снимок напечатали в большой газете. Тема светская, но посещаемость на сайте была жуткой.

Апельсин на снегу

И напоследок вопрос к писателю Александру Куперу. Что труднее – редактировать газету или книжки писать?

Александр Куприянов: Эти понятия даже рядом не лежат. В газете огромная загруженность, в декабре я до 70 полос в день просматриваю. Да еще внутренний цензор сторожит, нет-нет да и цензорнет: не просто газету делаешь, а газету мэра, правительства Москвы. А книга, повесть, которую замыслил, требуют тишины. И тогда вечером в пятницу я сажусь на электричку и уезжаю за 270 километров от Москвы в Тверскую губернию, где у меня дом в крошечной заброшенной деревне. При этом я очень иронично отношусь к себе. Писатели для меня – это Платонов, Хемингуэй, Нагибин… А себя я называю литератором-беллетристом. Друзья, близкие люди и вовсе считают меня графоманом. Правда, иногда удивляются. Одного из них я как-то попросил передать свою небольшую повесть “Ангел мой” Руслану Аушеву. Написал ее, когда работал корреспондентом на второй чеченской войне, историю чеченского боевика и русского офицера. И вот звонит мой приятель мне в пять часов утра и говорит: “Старик, я прочитал книгу. Слушай, ты же писатель…” А я, между прочим, эту книжку подарил ему еще пять лет назад, как только она вышла. Он, видимо, так и не открыл ее. Но злые пульсики тщеславия у меня давно уже не бьются по ночам. Расстраиваюсь я только, когда захожу в книжный магазин. Там же на полках – десятки тысяч изданий… Все в этой жизни уже написано.

Но вы все равно пишете…

Александр Куприянов: Работаю. Пишу в год по книге. Охота пуще неволи. В общей сложности уже больше десятка книг написал. Что-то пошло, что-то нет. Денег заработал только на самой первой – “Лягунда”. Я тогда как раз страшно болел, думал, загнусь. А тут книга вышла, да еще и очень удачно. Сейчас же монополисты-издатели дают 300 экземпляров твоего произведения, вот и весь гонорар. Хочешь продавай, хочешь – дари. Я раздаю. Несколько лет назад на меня обратила внимание пресса, комиссии стали выдвигать на премии. Кинороман “Надея” получил в 2015 году премию “Золотой Дельвиг”. “Жук золотой” в 2016-м попал в лонг-лист “Русского Букера”. Там мое детство, интернат, эту книгу первым читал Виктор Астафьев.

Вот и сейчас на столе у вас новый роман…

Александр Куприянов: Да, только что опубликован в “Роман-газете”. “Истопник” называется. История двух сталинских лагерей, мужского и женского. Я эти архивы 30 лет собирал, работая еще на стройке БАМа. Вот и в этом году слетал туда, проехал все побережье Охотского морядо Шантарских островов. Спецы говорят, что поздно писать начал. Теперь для успеха нужен литературный агент, пиар такой, чтобы из каждого утюга звучало. Если бы начал в 80-е годы, был бы уже в ряду писателей. А я в то время делал газеты, затевал экспедиции и сплавлялся по рекам, бражничал, любил застолья, песни под гитару… В общем, проживал нормальную жизнь. Но стремление писать все время сидело во мне, и я знал, что рано или поздно я буду это делать.

Хемингуэй в своей Нобелевской лекции, которую он отправил по почте, сказал, что писатель, художник должен видеть перед собой вечность. Я не вижу. И учить чему-то читателя, как порой слышишь, что это должен делать писатель, не собираюсь. Считаю это полной чушью.

А вот увидеть оранжево-рыжий апельсин на снегу… Или такие же рыжие опилки от букового дерева, которые летят, когда его пилят, как я видел в Чечне. И написать об этом так, чтобы тот, кто прочитает, почувствовал этот мир во всех красках, звуках, в сложных, несоединимых оксюморонах, я бы очень хотел.

По тексту Любови Проценко