Виктор Линник — к юбилею газеты «СЛОВО»

В издательстве «Севастопольский вым­пел» вышла книга
«Диалог журналистских поколений», в которой собраны интервью
с журналистами, лауреатами премий Союза журналистов СССР (1967—1990).
Среди них – и эта беседа Антона Цезарева
с главным редактором газеты «Слово» Виктором Линником
____
Накануне юбилея — а газете исполнилось 20 лет — мы знакомим читателей с этим интервью.

Виктор Алексеевич, Вы окон­чили филологический факультет МГУ,
аспирантуру Института США и Канады АН СССР, стали кандидатом исторических наук, успешно выступали в ансамбле «Трио ЛИННИК»,
который считается одним из основоположников русского фолк-рока.
Почему проснулось желание заниматься журналистикой?

В 9 классе школы я прочитал прозу Викентия Вересаева. В начале XX века этот писатель пользовался куда большей известностью, чем, скажем, будущий нобелевский ла­уреат Иван Бунин. Почему? Когда Бунин знакомился с кем-то и назы­вал свою фамилию, ему неизменно задавали вопрос: «А чем изволите заниматься?». Это приводило Буни­на в бешенство, в сердцах он бросал: «Не стоит быть на Руси писателем!». Когда же с кем-нибудь знакомился Вересаев, то всегда слышал востор­женное: «Автор «Записок врача»?!». Эту его книгу знала тогда вся чита­ющая Россия, это было сверхпопу­лярное чтение.

Я очень много читал с детства, во втором классе упросил отца сходить со мной в городскую библиотеку подмосковного Дмитрова, где мне выдали читательский билет. Мне интересно было писать — дневник, стихи, письма. В московской школе у нас была замечательная словесни­ца Ирина Григорьевна Овчиннико­ва, которая иногда хвалила мои со­чинения. Всё это вместе и сформи­ровало идею моей будущей жизни: я решил, что она непременно будет связана со словом. Как именно, я тогда не представлял. Но прошли десятилетия, и вот, пожалуйста, — перед вами газета «Слово», которую я издаю уже 20 лет.

Первая моя попытка поступить в Московский университет на отделение русской филологии ока­залась неудачной — не прошёл по конкурсу. Год работал на телестудии на Шаболовке, на пыльном складе декораций, который располагался прямо у подножия знаменитой башни Шухова. Во второй раз по­ступал уже на романо-германское отделение филфака, что показалось мне более интересным. Конкурс в 29 человек на место преодолел на «ура», поскольку готовился, честно говоря, как проклятый. Вставал в 6 утра и сразу садился за письменный стол, до половины девятого занимался, затем уезжал на работу. Поскольку мне ещё не было восемнадцати, то рабочий день длился всего 6 часов. В поло­вине четвёртого приезжал домой, сорок минут отдыхал и дальше шёл на тренировку по лёгкой атлетике. После тренировки снова садился за письменный стол и так до отбоя.

Дальше жизнь стала одолевать соблазнами. После окончания уни­верситета меня пригласили сдавать экзамены в аспирантуру совершен­но нового для Советского Союза Института США и Канады Ака­демии наук. Через 3 года защитил диссертацию. При институте был журнал «США: Экономика, Поли­тика, Идеология», в который я писал материалы по своей теме — амери­канским выборам. Завотделом внутренней политики там был всегда невозмутимый, доброжелательный и прекрасно одетый Борис Изаков — ветеран газеты «Правда», её первый корреспондент в Лондоне (с 1931 года). Он что-то разглядел в моих текстах и как-то произ­нёс: «В «Правде» ищут человека в американский отдел. Не хотите ли попробовать?». В редакции со мной очень любезно побеседовал Сергей Вишневский, известный американист, но с первого раза «не срослось». Попал я в «Правду» года четыре спустя уже по личному приглашению тогдашнего главного редактора Виктора Григорьевича Афанасьева, с которым случилось познакомиться в зарубежной поезд­ке: я был его переводчиком.

В 1983 г. Вы были приглашены в Отдел международной информации ЦК КПСС.
Чем занимались там?

Отдел курировал работу наших СМИ по международным делам, а также готовил документы для руководства страны по внешне­политическим проблемам. В 1984 году участвовал в подготовке визита М.С. Горбачёва в Великобрита­нию, который стал своего рода смотринами для будущего генсека на Западе. После встречи с самым молодым членом советского по­литбюро мадам Тэтчер сказала: «С этим человеком можно иметь дело». Эта фраза, которую расценили как большой плюс для образа СССР на Западе, стала пропуском для Горбачёва в мировую элиту. Ни­кто и вообразить себе не мог, что, согласно некоторым позднейшим изысканиям, Тэтчер показала тогда Горбачёву немецкие документы о сотрудничестве его отца с гитлеров­цами во время оккупации. Так за молчание Запада об этой сенсации была куплена удивительная покладистость нашего перестрой­щика в его переговорах с Западом, приведшая к краху СССР.

Хорошо помню и другое — свои ощущения, когда однажды, садясь в вечерний поезд на Киев, где жили мои родители, услышал по радио зачитанные диктором «Ответы Ю.В. Андропова на вопросы корреспон­дента ТАСС». Ответы эти мы писали только вчера вдвоём с заведующим отделом Леонидом Замятиным в его кабинете на Старой площади. Характер у него был сложный, но в работе с ним можно было не согла­шаться, спорить, отстаивать свою точку зрения, причём иной раз до­статочно жёстко, с использованием ненормативной лексики. Но это была хорошая школа. В другой раз я целую неделю работал на даче Ста­лина в Волынском в составе коман­ды, которая готовила программную речь для М. Горбачёва на Верховном Совете СССР в 1986 году. Тогда она прозвенела на весь мир.

Этот отдел был пропаган­дистским?

В ЦК был Отдел пропаганды, который курировал наши СМИ, он был на деле пропагандистским. У нас же в большем почёте была аналитика. Мы занимались выра­боткой ответов на пропагандист­ские кампании западных СМИ против Советского Союза. Стара­лись вырвать или нейтрализовать пропагандистское жало западного агитпропа против нас.

В 1987—1992 гг. Вы были соб­ственным корреспондентом «Прав­ды» в Нью-Йорке.
Не относились ли американцы к Вам с подозрением, зная о работе в Отделе междуна­родной информации?

Америке всегда хватало пово­дов для того, чтобы относиться к советским журналистам предвзято. Чуть ли не каждого советского жур­налиста, работающего за рубежом, подозревали в том, что он агент КГБ. Такое штампованное прочтение человека из СССР. Конечно, мою биографию они знали, я бывал в США не раз до того, как поехал туда работать журналистом. В своё время даже участвовал в программе «Молодые политические лидеры СССР и США», которая проводила встречи советской и американской молодё­жи. Встречи эти проходили один год у нас, в Союзе, на следующий год в Соединённых Штатах. Естественно, все, кто в этой программе участво­вал, были под особым вниманием американских спецслужб. Я ника­кой загадки для них не представлял.

Вы говорили, что «…85% всего, что я писал в годы работы в «Правде», был аб­солютно мой выбор».
О чём же Вы писали? Были ли какие-нибудь особо примечательные статьи?

Надеюсь, что были, я иногда знакомился с откликами читате­лей на мои материалы. В 80-е годы заметной фигурой в советском руководстве был Егор Кузьмич Лигачёв, член Политбюро. Кстати, именно он рекомендовал Андропо­ву Бориса Ельцина в качестве заве­дующего Отделом строительства в ЦК КПСС. Именно Лигачёв очень скоро сказал Ельцину знаменитую фразу: «Борис, ты не прав!».
Так вот Егор Кузьмич лично при­знавался мне: «Виктор Алексеевич, эго, может быть, звучит наивно, но медь и, когда готовился к поездке и Америку, изучал её по вашим публикациям». Было отрадно услышать, что деятельность «прав­дистов» замечали на самом верху.

Хорошо помню, как один автор в толстом литературном жур­нале процитировал мою формулу о зашкаливающей эйфории наших перестроечных СМИ по поводу Америки. Я писал о том, что наши прекраснодушные «общечеловеки» пребывают в твёрдой уверенности,
что ценой непрерывной сдачи наших позиций им удастся вырас­тить в лице США «вегетарианскую породу тигра».
Надежды эти были беспочвенны тогда, они остаются такими и теперь.

Но время в конце 80-х было особое, такого времени не было до той поры и, думаю, не будет после. Почему? Потому что я попал в США в разгар перестройки, в эпоху удивительную. Мы знаем, чем она, к сожалению, для нас закончилась, но советскому журналисту работать в это время
в Соединённых Штатах было очень легко.
Во-первых, к тебе был постоянный интерес амери­канской аудитории.
Во-вторых, ты действительно был свободен в вы­боре тем для репортажей, очерков, аналитических материалов. Неко­торые вещи впервые появлялись именно в «Правде». Например, мой рассказ о том, что такое франшиза, ныне совершенно расхожий термин
в предпринимательстве, почему она имеет экономический смысл для начинающих бизнесменов. В «Правде» появлялись мои матери­алы
о заказных убийствах в США, явлении совершенно неслыханном тогда для нас. Публиковали даже зарисовки о бисексуалах…

Но мне всё-таки интереснее было писать о том, как американцы рабо­тают, чем о том, как они живут. Это было поучительно.
Я описывал, на­пример, жизнь прораба на стройке высотного дома в Нью-Йорке. Он крутился на работе как белка в колесе по 12 часов в сутки, ничего не видя и ничем не интересуясь, кроме работы, ну и футбольных матчей на выходные между нью-йоркскими «Джайентс» или «Джетс» под банку «Миллера».

Конечно, много приходилось писать о политике, что было есте­ственно. Мир тогда сваливался в прекрасную надежду, что Горбачёв и Рейган избавят планету от ядерной угрозы. В ходу были лозунги, вроде «Войдём в третье тысячелетие без ядерного оружия». Горбачёв, каза­лось, всерьёз обещал: «Сделаем к 2000 году Советский Союз ведущей автомобильной державой», «Ка­ждой семье отдельную квартиру к 2000 году» и т.д. Это было время небывалого, почти нервического воодушевления, особенно пона­чалу. Поэтому нашим читателями было интересно читать об Америке, а американским студентам слушать мои выступления об СССР в уни­верситетах. Я никогда не впадал в эйфорию по поводу США, потому что я видел и слабые, откровенно негативные стороны американской действительности, понимал, что Америка уважает только силу и презирает слабость.

Приехав на Родину из Америки в 1992 году, Вы обнаружили совсем другую страну.
Впервые в истории газеты состоялись альтернативные выборы главного редактора, на которых Вы одержали победу. Как считаете, почему коллеги отдали предпочтение именно Вам?

Об этом мне говорить сложно. Ситуация для «Правды» была и впрямь необычная. Выборы были непростые, кан­дидатов было трое: Г. Селезнёв в первом туре проиграл. В финале, когда оставались Ильин и Линник, он предложил своим сторонникам голосовать за меня.

Вы возглавляли газету совсем недолго, в начале 1994 года были смещены с должности издателями «Правды» — семейством греческих предпринимателей Янникосов.
Из-за чего произошёл конфликт с зарубеж­ными инвесторами?

Я не стал выполнять договорён­ности, которые уже были достигну­ты между греками и Селезнёвым, в частности, о передаче учредитель­ских прав на газету семейству Янни­косов. После этого греки в отместку перестали платить коллективу зар­плату, и моя участь была решена — я оказался не у дел. Через несколько лет греков из газеты выбросили, то есть «правдисты» сделали ровно то, что пытался сделать я. Моя попытка начать национально-освободи­тельное движение против захвата иностранцами «Правды» потерпе­ла неудачу. Но в итоге правдисты пошли тем же путём.
Часть коллектива «Правды» пе­решли в газету «Слово».

На что Вы обращаете внимание как главный редактор при создании выпуска?

На то, как сделать её как можно лучше. Мы стараемся соответство­вать неким неписаным этическим нормам достойной журналистики, которая уважает своего читателя, не принижает и не унижает его, старается говорить с ним, как с равным. Поэтому всё, что мы стараемся давать на наших страницах, предна­значено для человека думающего, болеющего за свою страну, челове­ка, для которого, как ни пафосно это звучит, страна представляет собой высшую ценность.

Вы и сами пишете статьи в газету…

Пишу, пожалуй, слишком мно­го для главного редактора.

Каким был читатель Ваших публикаций вчера, и каким он пред­ставляется сегодня?

Очень хороший вопрос. Рав­нять читателя «Правды» советских лет и сегодняшнего читателя «Сло­ва» очень сложно хотя бы потому, что газета «Правда» имела тираж в 11 миллионов экземпляров, у нас он несопоставимо меньше. Но должен сказать, что мне до сих пор звонят коллеги из «Правды», се­довласые ветераны журналистики, и высказывают удовлетворение отдельными публикациями газеты. К нашим подписчикам — и я гор­достью назову только некоторых! — принадлежат или принадлежали такие люди, как Николай Иванович Рыжков, в прошлом председатель Совета министров СССР, народная артистка СССР, художественный руководитель МХАТ имени Горь­кого Татьяна Васильевна Дорони­на, 100-летний генерал-лейтенант Михаил Тимофеевич Береговой, старший брат знаменитого кос­монавта, лучший Шерлок Холмс мирового кинематографа Василий Борисович Ливанов. Эти люди со­ставляют гордость нации.
16 лет нашим бессменным эконо­мическим и политическим обозре­вателем был профессор Станислав Михайлович Меньшиков. Он входил в 10-ку лучших экономистов России. Многие экономисты в его писаниях могли найти самое толковое объяснение того, что происходит с нашей экономикой.
Надеюсь, что и другие материалы наших авторов помогают читателю разобраться в хитросплетениях и интригах игры на большой шах­матной доске мировой политики.

Какие изменения аудитории га­зет и журналов Вы видите в целом?

Тенденции ясны. Читательская аудитория стареет. Наступление Интернета, айфонов и айпадов сильно понизило интеллектуальный уровень читателя. Жажда чтения осталась в прошлом, грамотность ушла как сон, как утренний туман. Падение спроса рождает и паде­ние предложения. Резко понизился профессиональ­ный уровень тех, кто «делает ново­сти». В наше время люди знали и про­фессию, и инструментарий гораздо лучше. Понимание проблем было на другом уровне. Тогда не было слепого копирования Запада, бездумного восторга перед всем западным. Был гораздо более взвешенный взгляд на то, что происходит у нас и у них. В этом смысле профессионализм очень заметно ушёл из профессии. Я надеюсь, что этот провал — явление временное, связанное со сменой формаций, потерей ориентиров, крушением нашей страны.

Каким видите будущее журна­листики? Есть ли шанс у печатных СМИ вернуть приоритет?

Всякий раз, когда появлялось что-то новое, утверждалось, что старое непременно отомрёт. Когда появилось кино, сказали, что театр больше не жилец; когда возникло телевидение — пропели отходную кино; когда пришёл Интернет, провозгласили, что пришёл конец бумажным СМИ. Но проходит время, и всё приходит в некое равновесие. Конечно, появление Интернета — удар по печатным средствам массовой информации. С одной стороны, это вроде бы ко­лоссальное подспорье для тех, кто в профессии, а с другой — это печаль­ное понижение профессионального уровня, потому что виртуальным пространством завладели люди, которые и писать-то грамотно не умеют. Этого не должно быть. Пишущий человек должен излагать свои мысли грамотно и по-русски.

Ещё студентом Вы были при­глашены на телепередачу «Англий­ский язык для вас»,
в которой уча­ствовали на протяжении 11 лет. Что представлял собой проект?

Представьте себе — заграница считала нас закрытым обществом, мы никуда не ездили, ничего не зна­ли об окружающем мире и 24 часа в сутки трепетали от ужаса перед бесчеловечной тиранией властей. А между тем разница между нами — «закрытыми» и ними — «открытыми»  была разительной. И не в их пользу!  Мне всегда было странно узнавать в своих первых знакомствах с моло­дыми сверстниками‑американцами о вопиющих различиях в нашей ос­ведомлённости друг о друге. Для нас Марк Твен, Фенимор Купер, Джек Лондон или Эрнест Хемингуэй с детства были расхожими именами, а американцы представали неотё­санными ковбоями из пыльных прерий, как только речь заходила о русской или советской литературе. Классику они ещё кое-как узнавали по госдеповским семинарам накач­кам накануне встреч, но дальше был полный провал.
Вообразить, что на американском TV, вдруг, появится, как у нас, Учебный канал, где детей будут обучать языку Толстого и Достоевского, Чехова и Бунина, невозможно в самом дико­винном сне. А на Шаболовке, куда я вернулся через много лет после того, как я пришёл туда рабочим на склад декораций, существовали программы английского, немецкого, французского, испанского языков. Я не говорю уже о прекрасных про­граммах по литературе, по естествен­ным предметам, которые ученику помогали элементарно учиться.

Что же такое была наша пере­дача «Английский язык для вас»? Несколько лет назад я встречаю заместителя Маргариты Симоньян (гендиректора Russia Today), и он мне говорит: «Виктор Алексеевич, а ведь я Ваши английские передачи смотрел, и мы однажды — я был в 9 классе — приходили к вам в студию на открытый урок».

Детям и взрослым было интерес­но. Передача была занимательной для зрителей и очень весёлой для нас. Мы ставили небольшие сцен­ки, скучных лекций у нас не было. Каждая передача представляла со­бой некий отрывок из классики, из «Моей прекрасной леди» например, или из «Оливера Твиста». Всё это мы делали с любовью. У нас был режиссёр Игорь Мурский, сын знаменитой солистки Боль­шого театра Барсовой, который священнодействовал в телестудии. Он подходил к каждой передаче так, как будто собирался ставить «Гам­лета» с последующим обязательным выдвижением его на «Оскара».

Несколько слов об ансамбле «Трио ЛИННИК»?

Это больше относится к нашей семейной истории, потому что в семье все пели с детства. Обучала нас матушка. Сестра Мария и брат Дмитрий начинали с русских народных песен, затем наше трио стало петь в английском театре МГУ на филфаке.
На гастролях Росконцерта мы ра­ботали на эстраде с сегодняшни­ми знаменитостями: Хазановым, Масляковым, Львом Лещенко, Женей Мартыновым, Ва­лей Толкуновой. Группа «Машина времени» была нашим аккомпа­ниатором на третьей пластинке. Это была интересная часть нашей жизни и биографии.

Работая в Нью-Йорке, Вы позна­комились с Виктором Астафьевым.
С какими ещё творческими личностями удалось завести знакомства ?

В Нью-Йорке все с нами, журналистами, хотели познако­миться.
Во-первых, корреспондент «Правды» — это человек, у которого много связей среди американцев, причём в самых влиятельных кру­гах.
Во-вторых, всем надо добраться до аэропорта, всем надо, чтобы их встретили в аэропорту, всем надо походить по барахолкам и магази­нам, чтобы купить видеотехнику или что-то ещё. Ну, как обойтись без корреспондента с машиной?

С Виктором Петровичем я встре­тился на одном большом семинаре, который устраивали в Питсбурге (Пенсильвания), куда американ­цы табунами приглашали наших соотечественников. Они всё время выпытывали, серьёзны ли наши намерения в перестройке. Пона­чалу терзались сомнениями: нет ли здесь коммунистической ловушки, заговора, попытки усыпить амери­канскую бдительность.

Астафьев был в высшей степени обаятельный человек, с ним можно было легко сойтись и так же легко разругаться. Очень эмоциональный, он резал правду-матку в лицо. Человек редкой притягательности и вели­кого таланта, один из крупнейших писателей XX века на русском языке.

В Нью-Йорке я подружился с Михаилом Шемякиным, после возвращения в Россию мне посчастливилось близко сойтись с Ва­лентином Распутиным, Василием Ливановым, Саввой Ямщиковым, Олегом Михайловым, Владими­ром Личутиным, Владимиром Крупиным.

Что же касается моих «симпатий» к диссидентам, то диссидентами у нас называли разных людей. Разни­ца была в том, что одни диссиденты хотели уничтожения страны, а другие — её улучшения. Я общался со вторыми.

Беседовал Антон Цезарев
2 — 15 ноября 2018 г.