Дмитрий Суржик: К лету 1941 года в немецких вооруженных силах насчитывалось 19 рот пропаганды (12 в сухопутных войсках, 4 — в люфтваффе и 3 в кригсмарине), в состав которых входили писатели, художники, фотографы, дикторы, киномеханики. Кроме того, в каждой из групп армий вермахта («Север», «Центр», «Юг») был дополнительно создан специальный батальон пропаганды. Общая численность германских армейских пропагандистов на Восточном фронте приближалась к 1943 году к 15 тысячам . К 1941 году в распоряжении органов психологических операций вермахтанаходилось 6 длинноволновых и 10 средневолновых моторизованных станций облегченного типа мощностью по 20 киловатт каждая. На монтаж-демонтаж такой станции требовалось всего два часа. Несмотря на то, что при отступлении РККА имелась четкая директива уничтожать в первую очередь радиостанции, вермахту удалось захватить радиоцентры в Риге, Вильнюсе, Кишиневе, Минске, Львове и Киеве без серьезных повреждений (за исключением киевского) и вскоре ввести их в строй. Вещание велось на русском, белорусском, польском языках и даже на идиш (на гетто в Минске) и с соответствующим подбором тематического содержания. Как признавались даже участники партизанского движения в Белоруссии, в отрядах, имевших радиостанции, «сводки Совинформбюро слушали из Москвы, а музыку — из Минска».  Вермахту удалось захватить радиоцентры в Риге, Вильнюсе, Кишиневе, Минске, Львове и Киеве

Чем «наполнялись программы»?

Дмитрий Суржик: Была региональная специфика. Например, в рамках рейхскоммисариата «Украина» существовало несколько региональных центров радиовещания (Львов, Киев, Харьков, Крым). Для львовского центра была характерна максимальная «украинизация» вещания — не только язык, но и идеологическая окраска. Здесь долгое время имело место заметное влияние украинских организаций, особенно ОУН-М, на германское пропагандистское начальство. Киевский радиоцентр, наоборот, был максимально нейтральным по окраске и являлся фактически рупором для трансляции указаний и заявлений германских оккупационных властей для местного населения. Харьковский радиоцентр, к сфере ответственности которого относились в основном восточноукраинские области, был самым тенденциозным в пропагандистском отношении. Характерный пример информационного сообщения от харьковского оккупационного радио приводит советский писатель Александр Фадеев в «Молодой гвардии»: «Красная армия разгромлена. Москва взята. Сталин бежал за Урал. Фронт держат нанятые англичанами монголы».

 

Гитлер объявил Юрия Левитана личным врагом. У Сталина были враги такого уровня?

Дмитрий Суржик: В годы Второй мировой войны из Бремена на Великобританию вещала немецкая радиостанция «Говорит Германия». Имя ее главного диктора долгое время скрывалось под псевдонимом «лорд Хау-Хау». Это имя стало собирательным для целого ряда немецких пропагандистов, наиболее ярким из которых был Уильям Джойс. Он был одним из лидеров Британского союза фашистов, а весной 1940 года бежал в Германию. Хорошо знал британские менталитет и реалии жизни (не говоря уже об английском языке — он говорил с особенностями, выдававшими в нем представителя высших классов).

Найти аналогичного радиопропагандиста на Советский Союз нацистской Германии не удалось. У Геббельса имелся свой официальный глашатай Ганс Фриче, но он вещал исключительно на немецкую публику. Его насквозь лживая по содержанию манера говорить скороговоркой отличалась от раскатистого и зычного баса Юрия Левитана, который лишь зачитывал хотя и правдивые, но заранее подготовленные для него сводки. Артистизму Левитана нацисты не могли ничего противопоставить, хотя и пытались вначале выкрасть или уничтожить его, а затем найти аналогичного диктора.

Имидж Гитлера специально создавали. Например, архитекторы, по идее Геббельса, занимались дизайном уютного сельского дома фюрера в Альпах. В 1938 году туда пригласили журналистов, чтобы те написали о «радушном добром хозяине», на счету у которого уже были «Хрустальная ночь» и «Ночь длинных ножей». Наши пропагандисты такими проектами занимались?

Дмитрий Суржик: Иосиф Сталин соответствовал тогдашнему представлению о «вожде». Он владел искусством создания и управления собственным имиджем. Умел очаровывать далеко не простаков, но — ни много, ни мало — западную литературную интеллигенцию (Анри Барбюс, Лион Фейхтвангер). Использовал образ «отца». Посещая заводы, учреждения, стройки, мог выказать искреннюю заинтересованность тем, что ему показывали, что естественным образом поддерживало «отцовский» стереотип. Отца, который интересуется делами ребенка, любят всей душой.

Бытуют ли в современном сознании пропагандистские фальшивки Второй мировой?

Дмитрий Суржик: Масса. Они возникли во время войны и муссируются до сих пор. Скажем, при анализе советской внешней политики конца 1930-х годов в отношении Румынии, Финляндии и Прибалтики некоторые современные историки пишут об «имперской агрессии» Советского Союза. Но они «закрывают глаза» на статус Молдавии, которая находилась под оккупацией Румынии с 1918 года. На настойчивые попытки Финляндии (с конца 1930-х) ограничить движение советского Балтфлота по Финскому заливу и легальную деятельность нацистских резидентур в стране… На попытки прибалтийских республик в 1940 году добиться протектората от нацистской Германии… Цель пропаганды — создать образ агрессивного СССР и воспеть националистов, курируемых гитлеровскими спецслужбами, а в итоге уравнять сталинский и нацистский режимы и требовать материальную компенсацию за «советскую оккупацию».